— Как это ничего? Целых два абзаца. А другие исполнители только перечислены.
— А что сказано в этих двух абзацах? То, что после Фирсовой играть трудно, это верно. Но дальше-то что? Дальше и надо было честно сказать, что мне удалось, а что не удалось. Я ведь знаю, что мне не все удалось. Но я сама не могу все оценить, наверное, и я что-то в своей игре недооцениваю или переоцениваю, чего-то не замечаю, чему-то не придаю значения. Вот об этом и надо было писать.
Антонина Владимировна нервно металась по кухне, и Половников машинально отметил, что, бегая по этой маленькой кухне, она как-то умудрялась ни за что не задеть, хотя кухонька была заставлена тесно. «Вот что значит уметь владеть пространством сцены, — подумал он и улыбнулся: — Кажется, я уже начинаю осваивать театральную терминологию».
— А чему это вы улыбаетесь? — обиженно спросила Антонина Владимировна.
— Это я просто так… Не обращайте внимания… — И, вспомнив таксиста, неожиданно оправдался им: — Знаете, сюда меня вез тот же таксист, который отвозил нас тогда на репетицию. Просто невероятное совпадение.
Но Антонине Владимировне, видимо, было не до совпадений, даже невероятных, и она по-прежнему запальчиво продолжала:
— Вот он называет мое исполнение роли удачей, и этой общей оценкой всего лишь отделывается, уклоняется от разговора по существу. А мне важна не общая оценка, мне гораздо важнее разобраться, что в этой удаче от моих собственных актерских достоинств, а что, например, от узнаваемости воплощенного характера или что от «похожести» на Фирсову. Пусть бы рецензент меня даже разнес в пух и прах, но профессионально и убедительно, тогда это пошло бы на пользу и мне, и моим партнерам, и всему спектаклю. А он меня вроде бы снисходительно пощадил, сообщив, что «в целом роль удалась Грибановой». Что значит «в целом»? А в частности? Что в частности-то, я вас спрашиваю? — наседала на Половникова Антонина Владимировна с такой горячностью, будто именно он и был автором рецензии.
— Мне трудно судить… — уклончиво ответил Александр Васильевич.
— Ну да, вы спектакля не видели. Но автор-то этой статьи видел и меня и Фирсову в этой роли, он о Фирсовой писал, и кому, как не ему, и сравнить бы!
— А может, и не надо было сравнивать? — возразил Александр Васильевич. — Такие сравнения чреваты субъективизмом и не всегда уместны. Зачем же вас сталкивать лбами?
— Все познается в сравнении.
— Не всегда. Вот у меня был случай…
Александр Васильевич рассказал, как однажды ему заказали для толстого журнала статью об известном художнике-графике. Художник этот оформлял несколько книг Половникова. Александру Васильевичу нравилось, как умно и тонко тот передает не только содержание, а и настроение книги, и он охотно принял предложение. А когда статья появилась в журнале, на Половникова обиделись все остальные художники, оформлявшие его книги. И Александр Васильевич понимал, что их обидело вовсе не то, что он перехвалил художника, нет, они сами считали его лидером в своем клане, изустно и письменно воздавали должное его таланту, статью считали справедливой. Но каждого из них обидело то, что Половников написал статью не о нем.
— Но при чем тут ваша статья о художнике и эта рецензия? — возразила Антонина Владимировна. — Не вижу связи.
— А связь здесь в том, что мы слишком ревниво относимся к оценке труда своих собратьев.
— Господи, да вы же ничего не поняли! — воскликнула Антонина Владимировна. — Разве я пекусь о собственном престиже? Разве я не понимаю, что сыграла хуже, чем Фирсова?
Антонина Владимировна вдруг уткнулась в подвесной шкаф и завсхлипывала. Правда, самих всхлипываний Половников не слышал, но видел, как вздрагивали ее плечи. Он подошел, положил ей ладонь на спину и успокаивающе, и в то же время повелительно произнес:
— Ну ладно! Попробуем разобраться…
— Да что тут разбираться, и так все ясно! — воскликнула Антонина Владимировна все еще нервно, не оборачиваясь, но Александр Васильевич ладонью почувствовал, как она вся насторожилась и, видимо, готова его слушать. И он, опасаясь упустить эту ее готовность, поспешно заговорил:
— Видите ли, я не знаю, как у вас в театре, но у нас в литературе рецензии на книги пишутся в зависимости от того, кому они предназначены. Если — писателю, то в специальных газетах и журналах, скажем, таких, как «Литературное обозрение». Мы его называем «Литературным обозлением», ибо оно не щадит нас профессионально. У вас для этого есть свои журналы «Театр» и «Театральная жизнь». Но есть же и газеты и журналы, которым важнее сообщить читателю или зрителю о том, что вот вышел такой-то спектакль или издана такая-то книга вот о том-то, чтобы привлечь к ним внимание. Тут разные задачи у рецензентов…