— Ну хотя бы ориентировочный срок все же надо определить! — настаивал Голосовский.
Ориентировочный срок установили к середине следующего сезона. Ободренный этой уступкой художественного совета, Марк Давыдович повел атаку дальше с целью отвоевать сданные им остальные редуты.
— Я понимаю, до начала сезона времени маловато, и Степан Александрович, и ведущие актеры очень заняты в текущем репертуаре. Ну а если отдать этот спектакль молодежи? Вот и молодой режиссер Подбельский в простое.
— Не потянет.
— Не та пьеса, чтобы ею рисковать, — начали возражать члены худсовета.
Но тут встал Глушков и к удовлетворению Голосовского начал «сбивать температуру».
— Молодежь — это само собой. Да там и роли-то почти все молодежные. Мне, например, в этом спектакле делать нечего. Я и не претендую… — Глушков сделал мхатовскую паузу и великодушно предложил: — А Подбельскому можно дать ставить другую пьесу.
Когда расходились, Глушков сказал Заворонскому:
— Помяни мое слово: Семка Подбельский подаст заявление об уходе.
— Жаль! В принципе он парень способный, со временем из него выйдет толк.
— Не волнуйся, он никуда не уйдет, — успокоил Федор Севастьянович. — Так, только пошебуршит малость и возьмет заявление обратно. Зато потом будет на всех перекрестках кричать, что его уговорили.
Так оно и получилось. Подбельский взял заявление обратно, но при этом выглядел смертельно обиженным, чем и огорчил Степана Александровича.
— Да что ты так расстраиваешься? Это же цветочки, все ягодки впереди, — опять утешал Глушков. — Вот начнется распределение ролей, тогда уж, Степушка, держись! Там тебе не один Семка шпектакль выдаст!
2
За многие годы работы в театре Степан Александрович Заворонский достаточно хорошо изучил актеров и убедился, что это люди особого, специфического психического склада, свойственного только этой профессии. Вероятно, сама атмосфера театра, актерский быт, понимание жизни, близкое к сценическому пониманию художественных произведений, отображающих эту жизнь, и определяли специфику их склада.
— Это же дети, — сказал однажды Заворонскому известный кинорежиссер. И, подумав, грустно добавил: — Правда, это плохие дети.
Сам Степан Александрович тоже знал, что актеры — дети. И с людьми других творческих профессий их больше всего объединяет, пожалуй, устойчивое заблуждение насчет собственных возможностей и достоинств и нетерпимое отношение к успехам своих собратьев. В остальном у них все выражается резче и ярче, они гораздо уязвимее, чувствительнее к любым проявлениям внимания к ним. У них более обостренное самолюбие, они более недоверчивы и подозрительны, более импульсивны, вера в себя у них порой легко сменяется паническим безверием. И чем сильнее, талантливее актер, тем непосредственнее и трепетнее его радости, яростнее его недовольство. И тем острее он принимает режиссерские, а особенно административные требования.
Поэтому распределение ролей — всегда очень болезненная операция, после которой долго не утихают страсти, недовольных каждый раз оказывается больше, чем удовлетворенных. Никто не хочет считаться с тем, что художественному руководству и администрации помимо чисто творческих соображений приходится учитывать массу привходящих обстоятельств. Распределение ролей — акт не механический, не раздача ролей, а создание ансамбля, в котором звучание всех актерских инструментов должно быть согласованным в единой партитуре спектакля. Сама по себе эта задача не из легких, и решение ее отягчается рядом новых, возникших в последнее время проблем.
Одна из них — все более поглощающие актеров кино и телевидение. У известных, да и не очень известных, но успешно снявшихся в одной-двух ролях актеров нет отбоя от предложений кино- и телестудий, иногда у них одна роль наступает на пятки другой, на съемки они подчас едут за тридевять земель, порой прямо с вокзала или аэропорта бегут гримироваться для текущего спектакля, когда до начала представления остается всего несколько минут.
Но страшна даже не сверхзанятость актеров, более страшна их амортизация. Кино и телевидение безжалостно эксплуатируют актера на амплуа, отчего он постепенно теряет диапазон, дисквалифицируется, начинает безучастно, почти автоматически выполнять работу, нести трудовую повинность, а не жить в искусстве.