Из всех прелестей ее нового жилища больше всего Мартине понравился горячий душ, поскольку она успела наскоро вымыть свои уже далеко не свежие волосы… Слава Богу, хоть стрижка короткая…
Не прошло и десяти минут, как девушка уже входила на кухню.
— Шик! — сказал Джейко, одобрительно ее осмотрев. — Вот что делает из завалящих замухрышек горячий душ и свежий халатик. Киска, ты свежа и красива, как школьница перед первым экзаменом.
Он провел Мартину в большую комнату, которая служила одновременно и столовой, и гостиной, и холлом, и мастерской. Девушка про себя удивилась, что Джейко, такой аккуратный в своей работе, у себя дома ходит как последний оборванец. На нем были мятые серые штаны, заляпанная краской фуфайка и продранная на локтях домашняя куртка. Он был небрит, глаза налиты кровью, словно Джейко здорово поддал вчера ночью. Впрочем, он был все так же обходителен, как и накануне.
— Я хочу предложить, чтобы мы каждый день завтракали вместе, — сказал он. — Скажем так, в твой полупансион, крошка, входит легкий завтрак и ужин, а уж обедать ты можешь где тебе заблагорассудится. Однако поскольку я несомненно лучше тебя готовлю, то ужин буду стряпать только я лично… Идет?
Мартина осторожно ответила:
— Спасибо, Джейко, вы так фантастически добры ко мне, что я прямо не знаю, как и благодарить… Но, понимаете ли, дело в том, что я еще не знаю, сколько я буду зарабатывать, и следовательно…
— Могу сразу сказать — поскольку у тебя будут, так сказать, удвоенные функции — костюмерши и актрисы, я думаю, тебе будут платить что-нибудь около восьми фунтов стерлингов в неделю. А твой полупансион здесь будет стоить… ну, скажем, два фунта.
— Но ведь это же очень мало! — робко заметила Мартина. — Я хочу сказать — за полупансион… Почему так, Джейко?
Француз постучал ложечкой о блюдце:
— Минутку! Если ты боишься меня, то совершенно напрасно! Не подумай, тебе не придется дружить со мной… Конечно, тебе могли наболтать, что я распутник. Правда, я и сам не отрицаю своей слабости к женскому полу, но… Видишь ли, киска, ты совсем не в моем вкусе. Мне нравятся более зрелые женщины, более раскованные, более… — он осекся и ухмыльнулся. — И еще запомни, что тебе не угрожают никакие скандалы, пока ты тут. Считай, что я святее римского Папы, вот так! А пока что ешь. Поскольку у меня нашлись яйца, оливки и паштет, я сделал омлет и мясное суфле.
Они весело и быстро позавтракали, потом Мартина вымыла посуду и Джейко с важностью обрисовал ей распорядок дня на сегодня. С утра ей предстояло выполнять работу костюмерши, в три часа дня у нее пройдет официальная репетиция в качестве актрисы-дублерши, а на вечерней репетиции она снова будет выполнять обязанности костюмерши мисс Гамильтон.
— Вот такой чудовищный рабочий день! — заключил Джейко и вытащил из кармана смятые бумажки с отпечатанной на машинке ролью. — Изучи как следует тринадцатую страницу. Такой у тебя будет крошечный пробный кусочек. Надеюсь, за утро, пока будешь крутиться в своей гримерной, ты его зазубришь наизусть… Ну, что скажешь? Я не слышу криков восторга!
— Я в восторге! — крикнула Мартина, улыбаясь. — Просто не то слово! Я так счастлива и благодарна, что просто не могу поверить во все это. Мне кажется, я сплю и вижу дивный сон… Меня только тревожит, что я как бы готовлюсь занять чужое место и что люди вокруг решат, будто это неспроста… Вы же знаете, что могут подумать…
— Пустяки! — воскликнул Джейко, небрежно махнув рукой. — Пока что предполагается, что эту роль будет играть Гая Гейнсфорд. Она, конечно, не вытянет ее, но ведь она племянница супруга нашей примы и, следовательно, находится в очень выгодной позиции.
— Да, но ведь ее дядя…
Джейко оборвал Мартину:
— Кларк Беннингтон был в свое время прекрасным актером. Сейчас он — пустое место. Он слишком много пьет, а когда выпьет, кидается на людей. Самое лучшее — забудь о нем.
Джейко медленно встал из-за своего рабочего стола и пошел в ванную. Оттуда Мартина услышала его неразборчивый голос:
— Я советую тебе не обращать на него внимания, хоть это и непросто. Во всяком случае, не позволяй Бену загнать тебя в угол. Это будет большая ошибка. Я сам в свое время… — тут слова заглушил шум воды.
Чуть позже Джейко крикнул:
— Беги в театр одна! Я занят. Полно работы…
Мартина вышла, унося в груди чувство тревога. Но стоило ей открыть свою роль и вчитаться в нее, как все жизненные сложности превратились в маленькое облачко на фоне сияющей перспективы. Она целиком погрузилась в заучивание, и ничто уже не могло отвлечь её. Ведь она становилась лондонской актрисой!
В три часа Мартина вместе с двумя другими молодыми студийцами под руководством помощника режиссера отработала свою первую репетицию в «Вулкане». Пока только одну сценку. Джейко сновал туда-сюда вокруг сцены, судя по его виду, занимаясь крайне важными, но совершенно непонятными делами. Если не считать студийцев и Джейко, театр был пуст.
Мартине удалось заучить свою роль, но, когда требовалось соединять реплику с одновременным движением по сцене или жестом, слова, как назло, куда-то пропадал и из головы… На сцене надо было делать все слаженно и непринужденно, постоянно учитывая зрителей, и Мартине все это вдруг показалось вовсе не таким простым, как прошлой ночью, когда она попала в волшебную сказку…
К полному удивлению Мартины и ее партнеров, к концу репетиции они все же смогли довести сцену до полной слитности реплик и движений. Но, увы, теперь это была всего лишь рутинная работа. Мартина с большим унынием подумала, что она мало чем отличается от других студийцев — такая же серость… Клем Смит, помощник режиссера, только давал им краткие указания, что делать, и посматривал в лежащий у него на коленях текст. Глядел он хмуро и сонно, словно ел невкусную засохшую кашу. Это показалось Мартине ужасным, обидным до слез. Это даже не было провалом, нет, она просто превратилась в одну из многих, в часть невзрачной массовки, и применить на практике все заветные задумки просто не было возможности. Да и оставались ли у нее какие-нибудь задумки, ведь голова Мартины была уже практически неспособна совершать какие-либо действия, кроме поворотов влево и вправо…
Наконец Клем Смит захлопнул папку с текстом и скучным голосом объявил:
— Спасибо, ребята. Следующая встреча — завтра в одиннадцать.
Он с удовольствием закурил, вышел из зрительного зала, не торопясь прошел через фойе и выскользнул в парадную дверь.
Оставшись на сцене одна, Мартина с трудом удержалась от слез… «В прежние времена девушка в моем положении поплакала бы в подушку, а потом пошла в церковь на исповедь, — подумала она. — А мне и этого не дано. Беда в том, что я снова поверила в свои грёзы, поддалась… Вообразила себе слащавую сказочку о бедной и талантливой девушке, которая купается в теплом свете юпитеров и уже почти стала звездой, а ведь она всего-то сыграла вчера малюсенькую минутную реплику, сделала один точный жест, да и то из-за вчерашнего нервного перенапряжения. Нет, хватит пустых грез!»
Ну ладно, это еще не все, сказала себе Мартина. Ведь ей даже не пообещали ничего определенного. И Адам Пул всего лишь намекнул ей, что ему очень жаль, но при нынешнем положении вещей у нее нет шансов… Но она, прислушиваясь к одним его словам, будто нарочно пропускала мимо ушей другие. Да, теперь она вспоминает. Мартина намеренно хотела себя обмануть, пожить еще немного в сладкой сказке. А теперь перед нею реальность. И ничего сказочного. Просто она оказалась серой. Годной лишь для реплик типа «кушать подано»…
В бессильном детском отчаянии Мартина расшвыряла листки со своей ролью по сцене…
— Пропади всё пропадом, чтоб я сдохла! — крикнула она сквозь злые слезы.
— Совсем неплохо! — раздался голос Адама Пула.
Его фигура отделилась от темной стены. Он встал у самой оркестровой ямы, положив руку на барьер, отделяющий ее от сцены.
— У вас уже отработана некоторая механика, — заметил он. — Поработайте над этим до завтра, а потом начните думать конкретно о своей героине. Запомните устройство дома, в котором она живет. Постарайтесь внутренне сжиться с обстановкой, с декорациями. Потом прикиньте, чем девушка занимается весь день, о чем думает, прежде чем попадает, так сказать, на сцену. А сейчас давайте посидим пять минут, поговорим об актерском искусстве. Любопытно, что вы о нем думаете…