Ну все, теперь почти все, подумал Боб Грантли. Остаются только сам Адам и девчонка.
Он тихонько подвинул себе стул и присел позади Резерфорда. Грантли хотелось поделиться ощущениями. Пригнув лицо к глыбообразному плечу Джона Резерфорда, он пробормотал:
— Все идет здорово, правда, Джон? Теперь, кажется, будет выход этой девчонки?
На сей раз Резерфорд ответил, но почти не разжимая губ и не поворачивая своей бычьей головы. Он пробулькал утробным голосом:
— Сейчас самое дерьмо-то и попрет, будь я проклят!
— Пардон, док! — отшатнулся от него Грантли и дальше уже не высовывался со своими замечаниями. Он стал обдумывать следующую задачу, а именно — каким образом убедить Резерфорда зайти в антракте в контору, выпить с двумя важными спонсорами, от которых не в последнюю очередь зависело материальное благосостояние театра.
Грантли все еще размышлял на эту тему, когда боковая дверь распахнулась и на сцену вышла молоденькая коротко стриженная шатенка.
В зале захлопали. Грантли тоже отдал дань традиции. Резерфорд сидел недвижно, будто сундук.
Кульминация прошла как по маслу, Адам произнес свои слова, Мартина — свои, слаженно, элегантно, и через пять минут занавес опустился, обозначив конец первого акта. Шквал аплодисментов обрушился, словно шум тропического ливня… На сцене уже погасли огни, а восторг зрителей все не стихал.
— Как сыграно, а? — снова попытался завязать беседу Боб Грантли. — Какая молодчина девчонка! Да и Адам был великолепен, как всегда!
Слегка разойдясь, Грантли даже отважился хлопнуть доктора по плечу.
Но Резерфорд оставался сидеть в позе каменного идола. Грантли понял, что с доктором что-то неладно… И все-таки, уже взявшись за ручку двери, он обернулся к Резерфорду.
— Послушайте, Джон, — начал он, пытаясь придать голосу ласковую небрежность. — Тут к нам в контору зайдет выпить по бокалу пара важных птиц, которые…
Резерфорд наконец развернулся и посмотрел на Грантли нехорошим немигающим взглядом.
— Нет, Боб, спасибо, — проронил Резерфорд так тяжко, словно только что сжег свою любимую рукопись.
— Джон, это тот самый случай, когда важен просто сам факт того, что вы выпьете глоток виски в компании с ними. Поверьте, Джон, от вас ничего не…
— Заткнись! — оборвал его Резерфорд. — Я пойду за кулисы! Мне малоинтересна выпивка с малозначащими в искусстве личностями — будь они хоть Рокфеллерами, хоть Ротшильдами. Все равно, Боб, спасибо за приглашение. Если мне захочется, я выпью с актерами.
И Резерфорд, поднявшись, двинулся к двери.
— А все-таки вам понравилось, — вставил Грантли.
— Мне? Понравилось? Что мне тут могло понравиться, скажи на милость?
— Но уж девчонка-то пришлась вам по душе?
— Девчонка хороша. Тут я не спорю. Я собираюсь сказать ей это лично. Пока, Боб, не отвлекай меня.
Джон Резерфорд вышел из ложи, и Грантли услышал, как грузные, уверенные шаги быстро загрохотали по темной лестнице вниз.
Пробравшись в служебные помещения, Резерфорд попал в причудливый, калейдоскопичный мир декораций, созданный Джейко. Рабочие подносили на сцену и расставляли разную мебель. Резерфорд не без труда миновал хитрые приспособления и картонные панели и добрался наконец до внутреннего коридора, где уже кипела обычная суета театрального антракта. Взад-вперед носились костюмеры, гримеры, ассистенты, и несколько раз Резерфорда аккуратно прижимали к стеночке со словами «Пардон, сэр, нельзя же занимать собой весь коридор…».
Резерфорд заметался, не видя в полутьме, куда идет. В это время мимо него прошел мальчик-рассыльный, повторяя: «Второй акт, господа актеры. Будьте готовы. Второй акт…»
— Свет! — крикнул запаренный Клем Смит, выныривая из люка в полу.
Цепочка за цепочкой стали загораться огни сцены. Опущенный занавес придавал декорациям еще более странный вид, чем задумал их Джейко — все, казалось, происходит по ту сторону реальности… Впрочем, рабочие не обращали на эту экзотическую красоту ни малейшего внимания и, отряхивая брюки, равнодушно разбредались по местам.
— Прошу всех освободить сцену! — важно объявил Клем Смит, деловито глядя на часы. Парень, поднимающий занавес, стал взбираться в свою железную клеть в углу, за кулисами.
— Осталось шесть минут! — раздался голос ассистента режиссера.
Клем собрал листки с текстом и направился через люк в суфлерскую будку:
— Все готово! Актеры, прошу на сцену!
Дорси и Персифаль заняли свои позиции.
Элен Гамильтон подошла к сцене вплотную и остановилась, свободно положив руки на бедра. Из полутьмы бесшумно выплыла неясная фигурка и робко приблизилась к Элен.
— Мисс Гамильтон! — негромко позвала Мартина. — Я сейчас не буду на сцене, так что помогу вам при быстром переодевании, не беспокойтесь…
Элен обернулась к девушке. Мгновение она молчала, словно пытаясь разглядеть Мартину, и вдруг широкая ласковая улыбка вспыхнула на лице примадонны. Она легонько обняла Мартину и прошептала:
— Деточка! Глупышка ты моя!.. — Она поколебалась, а потом добавила: — Я нашла себе нового костюмера…
— Как? Нового костюмера?
— Джейко. Он самый лучший костюмер из всех, какие только были у меня…
Подошел Адам Пул. Элен взяла его под локоть и промурлыкала:
— Ну, что скажешь? Наша Мартина, по-моему, просто великолепна в своей роли!
— Так держать, Кэйт! — усмехнулся Пул. — Пока все — тьфу-тьфу, не сглазить…
В его взгляде, направленном на Элен, было и дружеское участие, и страсть, и, как показалось Мартине, благодарность…
Появился заплутавший Резерфорд.
— Ага! — хрипло воскликнул он. — Вот вы где, красавица! Я вас тут ищу, ищу, никак не пробьюсь сквозь эти идиотские декорации — по-моему, у Джейко талант сооружать баррикады… Пока что вы играли недурственно, милочка, то есть могло быть много хуже, если учесть, что раньше вы почти не выходили к рампе. Но когда начнете свою следующую сцену, запомните совет старого Джона и ни в коем случае не…
— Нет уж, Джон, прекрати! — в один голос воскликнули Элен Гамильтон и Адам Пул. — Не трогай ее сейчас!
Резерфорд вытаращился на них, и Пул легонько подтолкнул Мартину прочь. Она пошла к себе по коридору, а Резерфорд, уже совсем другим голосом, рявкнул:
— А где этот шутник? Этот клоун погорелого цирка? Вы видели, что он вытворяет на сцене? Да еще на премьере! Нет, если я до него доберусь, от него останется не слишком много, чтобы положить в гроб!..
— Заканчивайте! — нервно проговорил Клем Смит. — Сейчас поднимется занавес!
— Слышал, Джон? — Пул похлопал Резерфорда по плечу. — Иди к себе в ложу, после поговорим.
Занавес, шелестя, пополз вверх. Начался второй акт.
Все произошедшее вслед за тем почти не оставило следа в памяти Мартины — в таком она была душевном напряжении, такой невероятный экстаз пережила. Впоследствии она вообще не была уверена, что выходила на сцену во втором и третьем актах. Мартина, вероятно, двигалась, как загипнотизированная, как лунатик, не воспринимая ничего, кроме пьесы, — пьесы, которая стала словно частью ее существа.
Это наваждение продолжалось вплоть до того самого момента, как Мартина отыграла и вышла со сцены. После ее ухода действие еще продолжалось, Мартина на ватных ногах прошла к началу коридорчика и встала у самой стены. Чуть поодаль толпились ассистенты, гримеры и костюмеры. Джейко, скрестив на груди руки, застыл неподалеку от суфлерской будки. Мартина медленно приходила в себя…
Появились отыгравшие Перри Персифаль и Дорси и заговорили с ней.
— Милая, вы были просто прелестны! — восхитился Перри. — Просто после первого акта я был так зол, что не мог сразу вас поздравить.
Мартина глянула на него — Перри действительно весь дрожал от обиды и, наверное, от ярости. Она как сквозь туман вспомнила оскорбительный жест Беннингтона и грубый смех зала в первом акте.