— Вы сидите и говорите о спектакле так, словно ничего не произошло, ровным счетом ничего! Как вы можете! Когда рядом, за этой дверью, лежит еще не охладевшее, можно сказать, свежее тело вашего собрата, о котором вы забыли скорее, чем он успел умереть… И если вы думаете, что я когда-нибудь еще появлюсь в этом проклятом месте, которое вы называете театром, то говорю вам — меня силком не затащишь сюда, в это отвратительное логово. Надеюсь только, что мне сообщат о времени похорон, ибо я здесь, кажется, единственная его родственница…
Все кинулись успокаивать и разубеждать Гаю, но она величественным жестом звезды экрана остановила соболезнующих.
— Вам не следует обременять себя объяснениями, — горько воскликнула Гая. — Наоборот, я слишком хорошо все понимаю…
Она со своей недосягаемой высоты кинула косой взгляд в сторону Мартины и добавила:
— А вы — вы изо всех сил боролись за эту ничтожную роль, так радуйтесь теперь, что получили ее наконец! Но я считаю вас в немалой степени ответственной за то, что здесь произошло…
— Стоп, Гая, дубль отсняли, — криво и недобро усмехнувшись, сказал Адам Пул. — Второго дубля не надо.
— Нет! Вы не сможете заткнуть мне рот! Это было последней каплей, которая довела моего дядю до ужасного конца, и мне все равно, кто об этом знает, а кто нет!..
Пока Гая договаривала свою вдохновенную речь, на сцене незаметно возник суперинтендент Аллейн.
Хотя Аллейн, безусловно, слышал каждое слово из этой мелодекламации, он сумел ничем этого не показать.
— Ну-с, так-так, — начал Аллейн. — Видите ли, я собираюсь сообщить вам не совсем, как бы это выразиться, приятные новости. Точнее, совершенно неприятные. Нам, кажется, не удастся справиться с нашей частью работы так легко и просто, как я сперва надеялся. Случай очень неоднозначный. Я понимаю, что вы все уже безумно устали, и прошу меня простить. Но, повторяю, обстоятельства дела намного сложнее, чем вам, возможно, казалось.
У Мартины похолодело в груди. Аллейн повернулся к мисс Гамильтон:
— Вы, естественно, понимаете, что мы не могли обойти вниманием и тот прискорбный случай, который произошел в этом театре несколько лет назад… Думаю, что каждый из вас также сразу же о нем вспомнил.
— Ну конечно, — согласилась Элен бесцветным голосом. — Мы тут уже говорили об этом.
Актеры притихли и посмотрели на нее с неудовольствием, но Аллейн быстро подхватил нить разговора:
— Так я и думал, видите… И мы тоже вспомнили о нем. Наверное, вы, как и мы, гадаете, не мог ли тот давний случай оказать на психику… гм!.. вашего мужа некое влияние?
— Я уверена, что оказал, — быстро ответила Элен. — Мы все так считаем.
В воздухе пронеслись нечленораздельные звуки, по которым можно было понять как то, что все согласны с мисс Гамильтон, так и то, что они абсолютно не согласны с ней… Только Резерфорд промолчал. Мартина с удивлением заметила, что его массивный подбородок опустился на грудь, а глаза прикрыты, словно он спал — он только что не храпел! Резерфорд сидел позади, за спинами актеров, и Аллейну не было его видно.
— У вас есть какие-нибудь доказательства? — спросил суперинтендент.
— Никаких особых доказательств тут быть не может, — пожала плечами Элен. — Я только знаю, что Бен много думал о том страшном случае. И ему не нравился этот театр — то есть, я имею в виду, помещение… Знаете, мистер Аллейн, актеры очень чувствительны к обстановке… Мы всегда говорим о театрах словно о живых существах… Вы понимаете, мистер Аллейн, я говорю «живых» в фигуральном смысле… Так вот, моему супругу никогда не нравилась атмосфера этого театра. И он высказывал это в таких выражениях, что я думаю, он много терзался из-за этого. У нас тут сложилось правило — не вспоминать о том печальном происшествии. Только он один часто заговаривал о нем. То есть не с нами, а с людьми, которые были причастны к тому случаю…
— Так-так, понятно, — проронил Аллейн и подождал, чтобы сержант успел записать сказанное, затем продолжил: — Кто-нибудь еще замечал у мистера Беннингтона предчувствия, суеверия или вообще опасения, связанные с этим зданием?
— О да! — воскликнула Гая с трагическими нотками в голосе, но под холодным взглядом суперинтендента несколько смутилась. — Он говорил об этом со мной, пока не увидел, как меня это расстраивает и пугает. Ведь вы должны понять, что я впервые… то есть я так чувствительна ко всему… Я просто ничего не могу с собой поделать… то есть вы можете смеяться, но для меня это было очень важно! Ведь есть вещи, о которых просто нельзя забыть ночами, когда…
— Ну так что же, — Аллейн попытался направить поток словоблудия в необходимое следствию русло, — что случилось, когда мистер Беннингтон обнаружил, что вас эти разговоры пугают? Что тогда?
— Он прекратил меня мучить. Я ведь его племянница! У нас были прекрасные отношения!
— Ага, значит, он прекратил… — Аллейн задумчиво потер висок. — Следовательно, вы — мисс Гейнсфорд, если я правильно понимаю?
— Да, но моя настоящая фамилия — Беннингтон. Я дочь его единственного брата. Мой отец был убит на войне, и дядя Кларк почувствовал, что… что я ему очень близка… А я увидела, как он одинок, как заброшен, как несчастен…
— Вам не трудно будет объяснить, почему вы решили, что он так заброшен и несчастен?
Дорси быстро вставил:
— Видите ли, я уверен, что это просто своего рода интуитивное чувство, не так ли, Гая?
— Ну, я… — неуверенно начала Гая, но тут заговорила Элен Гамильтон.
— Не думаю, что у кого-нибудь здесь возникают сомнения, отчего это мой супруг был несчастен… Именно перед вашим появлением мы откровенно обсуждали, как крепко он пил и как это разрушало его личность. Я была не в силах ему помочь, и мы больше не могли… — Элен слегка побледнела, но продолжила твердо: — Мы в действительности давно уже не жили как супруги. У нас все равно уже не было никакой семьи. Сегодня вечером он вел себя на сцене совершенно недостойно, подло и даже пошел на то, чтобы расцветить свою роль за счет достоинства других актеров… Это недопустимо в театре, он понимал это, и, возможно, сам ужаснулся после… Он был совершенно пьян сегодня, пил даже у себя в гримерной между выходами на сцену. Вероятно, он вдруг взглянул на себя со стороны и не сумел вынести этого зрелища… Я глубоко понимаю его…
— Еще бы! — воскликнула Гая Гейнсфорд злорадно. — Уж кое-кому стоило бы его понять! Во всяком случае, я всегда…
— Не сомневаюсь, что уж вы его вполне понимали, — вежливо заметил Аллейн. Гая набрала в грудь побольше воздуха, чтобы продолжить свои обвинения, но Аллейн не дал ей слова. — В любом случае сейчас, чтобы не терять времени, мне хотелось бы, чтобы вы все постарались вспомнить какие-нибудь конкретные признаки того, что мистер Беннингтон собирался с собой что-то сделать.
Мартина услышала собственный голос, который звучал, казалось, совершенно независимо от нее:
— Я полагаю, что он…
Аллейн повернулся к ней с подбадривающей улыбкой:
— Слушаю вас! Впрочем, извините, я еще не знаю вашего имени, мисс… — Он поискал глазами в программке.
— Это мисс Мартина Тарн, — быстро проговорил Адам Пул. — Она была бы у нас героиней сегодняшней премьеры, если бы не эти печальные обстоятельства… Одним словом, мисс Гейнсфорд приболела и мисс Тарн вышла ей на замену, причем решение приняла буквально за полчаса до начала спектакля… И мы все выразили бы ей благодарность, если бы только не…
— О да, вполне понятно, такие жуткие события, — кивнул Аллейн. — Итак, мисс Тарн, что же вы вспомнили?
— Он сказал мне кое-что, когда вышел со сцены в последнем акте.
— То есть ему уже не надо было возвращаться на сцену?
— Ну да.
— Что же он вам сказал?
— Я постараюсь вспомнить поточнее, — осторожно начала Мартина. — Но это не так просто — Беннингтон говорил какими-то рваными фразами, даже не заканчивая их… Он остановил меня на полпути к моей гримерной… то есть гримерной мисс Гейнсфорд, и просто заинтриговал меня… Он говорил примерно так: «Хочу сказать вам, что вы не должны думать, будто я собираюсь сделать это…» — и потом: «Вы не можете догадываться, что же я хочу…» Он говорил очень неуверенно, в расстройстве… В этот момент появился Джейко… то есть мистер Доре, и велел мне идти к себе подправить грим. А мистеру Беннингтону сказал что-то насчет его грима…