— Я заметил Кларку, что он блестит от пота, как тюлень, вылезший из воды, — вставил Джейко. — И он сразу же зашел к себе.
— Один? — спросил Аллейн.
— Ну, я только просунул к нему голову, чтобы он расслышал мои слова… Потом я сразу же пошел в гримерную к девочке…
— Мисс Тарн, вы больше ничего не запомнили из слов мистера Беннингтона?
— Боюсь, что нет. Я и сама, знаете ли, была в каком-то тумане…
— Похоже, для вас это был звездный час?
— Да, — серьезно сказала Мартина. — Мне показалось, он имеет в виду спектакль… Мне, наверное, следует объяснить. Дело в том, что я ведь вышла на замену мисс Гейнсфорд, его племянницы. И тем не менее мистер Беннингтон говорил со мной дружелюбно, и я решила, что он хочет дать мне понять, что не держит на меня зла… Но мне трудно говорить наверняка, его речь была не очень разборчивой по смыслу…
— Хорошо, — кивнул Аллейн. — А вы слышали этот разговор, мистер Доре?
— Ну конечно! — немедленно откликнулся Джейко. — Я уже шел по коридору, а Кларк говорил так громко…
— Как по-вашему, что он мог иметь в виду, когда говорил с мисс Тарн?
— Знаете, я в тот момент был страшно занят, а кроме того, просто любовался этой девочкой. Сейчас даже и не вспомнить. Если я что и подумал тогда, так только то, что он решил закатить сцену из-за того, что у его племянницы как бы отобрали роль и передали другой. У него, знаете ли, чем меньше оставалось таланта играть на сцене, тем больше появлялось таланта устраивать сцены в жизни…
— Как он вам показался, сильно расстроенным?
— О да! Еще бы! Буквально убит наповал!
— То есть просто уничтожен, так?
— Нет больше королевства, нет больше короля! — неожиданно раздался хриплый голос из-за спины Джейко. Это проснулся Резерфорд…
Аллейн сощурился и вытянул шею, пытаясь углядеть доктора в темном углу за спинами Джейко и Дорси. Наконец инспектор разглядел Резерфорда.
— Так вы считаете, что его тщеславие принимало подобные формы? — осведомился Аллейн.
— Ха! — Доктор выпрямился в своем кресле и протер глаза. — Я удивляюсь, как простым полицейским оказываются недоступны столь же простые истины… Я поражен, удивлен, разочарован и не знаю, что сказать!
Резерфорд заправил в нос понюшку табаку и откинулся на спинку кресла в сладостном предвкушении.
— Ради Бога, не обращайте на него внимания! — шепнула Элен, через силу улыбнувшись Аллейну. — Он просто старый чудак и где-то вычитал, что умные люди обязательно цитируют классиков по поводу и без повода…
— Надо сказать, мы сами поощряем в нем эти преступные наклонности, — с мрачной усмешкой вставил Джейко.
— Да, слишком уж мы ему потакаем в его необузданной и неуместной любви к классике! — поддакнул Пул.
— Плевать я хотел на ваше потакание! — ответствовал Резерфорд и оглушительно чихнул.
Перри Персифаль деликатно вздохнул, а Дорси кротко заметил:
— Может быть, продолжим, мистер Аллейн?
Суперинтендент подмигнул Джейко:
— Слушаю вас, мистер Доре.
— Я бы не стал говорить, что Бен был расстроен, — вздохнул Джейко, — но, увы, это состояние угнетенности было у бедняги уже почти постоянным… Он в последнее время бывал либо пьян вдрызг, либо в депрессии, либо одновременно и то и другое — хуже всего… Я вполне могу согласиться с мисс Гамильтон, что он сам себе стал противен… Он решил избрать самый верный путь борьбы с самим собой, не правда ли? Наверное, перед смертью он хотел заверить Мартину, что его решение никоим образом не ложится на ее совесть, вот и все. Во всяком случае, со стороны Бена это было очень мило — позаботиться перед смертью о девочке. Что же делать, если мисс Гейнсфорд провалилась, а мисс Тарн получила все лавры?
— При чем тут «провалилась»? — возразил Дорси. — Гая просто не смогла выйти на сцену!
— Надеюсь, мисс Гейнсфорд уже лучше? — деликатно заметил Аллейн, повернувшись к Гае.
— Лучше? О да… — Гая сделала жест утомленного длительным умиранием лебедя. — Да, пожалуй… Пожалуй, лучше…
И неожиданно Гая протянула руку Дорси, точно так же, как чуть раньше Элен — Адаму Пулу.
«Бог ты мой, — подумала Мартина, — да ведь у Гаи со стариком Дорси, похоже, любовь!»
Аллейн внимательно посмотрел на парочку и обернулся к труппе.
— Итак, господа, — сказал он, — могу вам сообщить некоторые предварительные итоги, которые сложились у меня в голове после нашей душевной беседы. Прежде всего ясно, что никто из вас не удивлен смертью мистера Беннингтона. Мисс Гамильтон поведала нам, что ее муж был суеверен по поводу того случая в «Юпитере». Другие говорят, что он не мог вынести позора своего скверного и недостойного выступления на сиене. Наконец, мисс Гейнсфорд считает, что Беннингтон был просто убит тем, что его племянница не появилась в нескольких мизансценах, в то время как мисс Тарн и мистер Доре, напротив, утверждают, что перед смертью Беннингтон пытался сказать, что его поступок не имеет связи с выходом на сцену мисс Тарн… Итак, вот пока единственное доказательство в пользу самоубийства, которое я имею в данный момент.
Адам Пул поднял голову. Лицо его было бледно, черная прядь спадала на лоб, и Мартине он очень напомнил «Адама» работы Микеланджело…
— Послушайте, суперинтендент, — отрывисто проговорил Пул. — Какие еще доказательства? У вас есть сам факт смерти, не так ли?
Аллейн пожевал губами, потом ответил, тщательно подбирая слова:
— Видите ли, есть некоторый временной интервал между тем моментом, когда мистер Беннингтон еще жил и говорил, и тем моментом, когда был найден мертвым. Что-то около восьми минут.
— Да, но… — вступил Перри Персифаль и как-то сразу осекся. — А, ладно, что бы там ни было, я не желаю этого знать…
— Не бойся, мой маленький, суперинтендент тебя не укусит, — зловеще сказал Резерфорд. — Что же ты замолчал, маленький Перри? Говори уж до конца!
— Да заткнись ты! — фальцетом выкрикнул Перри Персифаль, оборачиваясь. — Ах, как все тут показывали свое беспокойство! Ах, как тут все переживали! Как все хотели выставить напоказ свою честность, открытость! Прямо за живое берет! Ладно, я знаю, что доктор думает обо мне, но со своей стороны я очень сомневаюсь в его способности ставить диагноз кому бы то ни было! Пусть я голубой, пусть! Но если голубой может сочувствовать умершему, может скорбеть, может испытывать дурноту при одной мысли о самоубийстве загнанного человека, то пусть я буду голубым! Плевать мне! Это лучше, чем быть просто импотентом, неспособным на человеческие чувства, вроде нашего доктора!
Повисло тягостное молчание, слышно было только скрипение ручки сержанта, который прилежно стенографировал.
Доктор Резерфорд с некоторым трудом поднялся на ноги и посмотрел на Перри сверху вниз.
— Итак, где же ваши аргументы, мой птенчик? — сказал Резерфорд таким густым голосом, что кулисы всколыхнулись от воздушной волны. — Ежели вы человек нормальный, в чем пытаетесь нас уверить, то почему ведете себя как больная божья коровка, которая норовит спрятать свои ножки, когда ее сожмут в ладони, а стоит чуть отпустить — просыпается и стремится улететь? Почему вы так боитесь, Персифаль? Чего вы боитесь? — Он схватил Персифаля за рукав. — Это уникальный образчик, дамы и господа! Чуть раньше, всего пару часов назад, он вслух страдал от оскорбления, которое ему учинил умерший, потом от дурноты, которая постигла его при виде того же умершего, потом… Да что говорить! Я предлагаю вам взглянуть на него!
— Тихо! — прикрикнул Адам Пул. — Джон, заткнись, ради всего святого! Заткнись!