Мы уже слышали о Премудрости, возвышающей голос свой на улицах и площадях, при входах в городские ворота и т. п. А вот фигура ее антагонистки:
Женщина вздорная и шумная, глупая и ничего не знающая, восседает у врат дома своего на престоле, на возвышенных местах города, чтобы звать проходящих мимо, держащихся пути прямого: «кто глуп, пусть обратится сюда!» — и скудоумному она говорит: «воды краденые сладостны, и хлеб утаенный приятен». Прет. 9:13-17Кто глуп, пусть обратится сюда — буквальное повторение такого же призыва Премудрости несколькими стихами ранее (9:4). Премудрость зовет невежду, чтобы научить его добру; ее антагонистка делает то же самое, чтобы научить его преступлению. Похвала краденой воде и припрятанному хлебу отвечает возгласу Премудрости: «Приидите, ешьте хлеб мой, и пейте вино, мною растворенное!» (9:5)
Внешний образ ложной «Премудрости» достаточно импозантен: она восседает на кресле (sc: [кисее]), которое в обстановке библейского быта может быть только престолом, привилегией государей, вельмож и авторитетных наставников. Она «шумна» — но ведь и настоящая Премудрость «возвышает глас свой». Интересно, что яркая эротическая метафорика сопровождает образ законной жены (5:15-19), радости брака с которой, стоящие иод знаком верности и постольку под знаком Завета, не противоречат велениям истинной Премудрости; позволительно даже представить себе, что эта «жена юности», то есть предмет верного отношения на всю жизнь, — некое низшее подобие Премудрости. Напротив, в образе абсолютной антагонистки Премудрости эротический соблазн полностью отступает перед соблазном лжи как таковой, неверности как таковой, отказа от Завета. Подведем итоги.
1. Премудрость в Книге Притчей - фигура, выходящая за пределы простой метафоры; речь идет, может быть, не о лице, но о сущности.
2. Это не тень язычества в мире библейской веры, но, напротив, момент монотеистической мысли: посредничество между Творцом и Творением, как ряд аналогичных библейских понятий. Христианство добавило к ним еще одно: Церковь, «созданную прежде солнца и луны» (II послание Климента Римского к коринфянам)
3. Премудрость изображена в конфронтации со своим злым двойником. Ее проповеднические и обрядовые действия, ее всенародные воззвания, ее атрибуты описаны в поражающей симметричности действиям, воззваниям и атрибутам той, которая является ее антагонисткой и пародией на нее. Если, однако, Премудрость ведет к жизни, «чуждая жена» ведет к смерти, в обитель пустых призраков — «рефаимов». (В скобках заметим, что русские символисты, начиная с Блока, в своих визионерских следованиях за Владимиром Соловьевым слишком мало учитывали библейское увещание относительно сходства между Премудростью и ее врагиней.)
4. Когда мы проводим границу между Нетварным и Творением, по какую сторону этой границы оказывается Премудрость? Для эпохи Ветхого Завета такой вопрос — анахронизм. Между тем, если бы христология Отцов Церкви была всецело направляема законом «эволюции идей», вне чуда Откровения, — эволюция идей как от литературы Премудрости, так и от греческих платонических источников могла бы с необходимостью вести только к арианству. Поэтому победа над арианством была преодолением мнимой автономии «эволюции идей».