Карл не мог отвести от нее глаз.
– Ты невероятная женщина!
Медленно, по-прежнему пристально глядя на него, Сибилла наклонила голову.
– Как я рада это слышать. И все из-за этой глупейшей искренности, я не могу тебе врать, Карл… я могу лишь любить… и желать…
Он поднялся и привлек ее к себе, впиваясь в нее поцелуем, подчиняя себе ее губы и язык, словно пытаясь совладать с нею, хотя она и не сопротивлялась. Всхлипнув, она подалась к нему и обвила его шею руками, разрешая целовать себя со смирением ребенка и страстью женщины.
Подхватив ее на руки, Карл понес ее через веранду в глубь дома.
– Нет, – шептала Сибилла, – здесь твои друзья… эта охота…
– Я им не нужен.
– Но в этом доме…
– …в этом доме полно спален, и все они свободны, – он засмеялся, взволнованный и счастливый. – Господи, Сибилла, да ведь у нас же целый день! Ты такая маленькая, что даже представить себе не можешь! Ты умещаешься у меня в руках, как маленькая девочка.
Он взбежал по ступенькам, по-прежнему держа ее на руках, и она приникла к нему, стараясь казаться еще меньше. Он распахнул дверь в первую же комнату на этаже, в спальню гостей, с цветастыми портьерами и обивкой на креслах. Бережно опустив ее на цветастое покрывало на диване, он оглядел ее и радостно засмеялся.
– Чертов костюм!… Подожди чуток…
Выйдя в холл, он вернулся с рожком для обуви. Сибилла не пошевелилась. Она лежала с широко раскрытыми глазами и дожидалась его.
– Сейчас… – пробормотал он, сдергивая с себя одежду и ботинки, пока Сибилла лежала, все так же молча наблюдая за ним.
Он чувствовал ее взгляд, воспламеняющий его. Ему казалось, что ни одна женщина так его не возбуждала.
– Боже мой, да ты колдунья, – прошептал он, наклоняясь над ней, чтобы раздеть ее, срывая ее ботинки и костюм и швыряя их прочь.
Сибилла ощущала прикосновение его пальцев, когда он снимал с нее белье, а потом простонала и потянула его на себя. Вытянув ноги, она почувствовала, как он раздвигает их, его волосы щекотали ей шею, когда он положил голову на грудь. Приподнявшись, она подалась к нему всем телом, и он вошел в нее.
В комнате было слышно лишь их быстрое, прерывистое дыхание. Сибилла прикусила шею Карла, осторожно сдавливая ее зубами, проводя языком по его коже. Он задрожал от ее прикосновения. Сибилла извивалась под ним, дыхание ее пресеклось, сливаясь с дыханием Карла. Он с сумасшедшей силой прижимал ее к себе. Вдруг он вскрикнул, и в то же мгновение вскрикнула Сибилла, а потом они оба молча вытянулись на постели.
– Невероятно… – пробормотал Карл. – Невероятная маленькая колдунья!
Он лежал весь в испарине, с трудом переводя дыхание. Она заставила его почувствовать себя властелином, всемогущим самцом.
Через несколько минут Сибилла очень медленно начала высвобождаться из его объятий, и он слегка приподнялся, взглянув на нее, в ее пронзительные глаза.
– Моя маленькая колдунья, – повторил он и снова приник к ее губам.
Сибилла издала вздох – торжествующий вздох страсти. Или, быть может, это было удовлетворение. Карл не стал задумываться об этом. Он думал о ее теле, об ощущении маленькой девочки у него в объятиях, с которой он мог сделать все, что хотел, о ее приглушенном голосе, которым она сказала, что знает, что он не обидит ее.
Карл всегда был слишком ленив, чтобы расходовать силы, которые требуются на истинную близость. Ему казалось, что ближе всего к настоящей страсти он был с Валери. Но сейчас он испытывал что-то совершенно новое. Сибилла Эндербай перевернула все в нем. «Что-то совершенно необычное», – думал он и вновь услышал ее вздох. Вздох страсти. Или удовлетворения. В любом случае он знал, что это для него и только для него. Она доверилась ему. Она даже намекнула, что любит его. А этот вздох! А эти движения ее бедер и рук, возбуждавшие его, как шестнадцатилетнего мальчика! «Сибилла, – торжествующе думал он, – ты моя!»
Дни и ночи Ника в Вашингтоне напоминали то время, когда он начинал работать в «Омеге»: только работа и Чед, ликование от новых идей, от познания неизведанного, удовлетворение от создания небольшой команды, члены которой многое могут вместе сделать, и увеличение числа покупателей, которые помогали росту его известности. Первым делом Ник нанял двух вице-президентов, чтобы один занимался новостями, а второй развлекательными программами, и они втроем провели почти три месяца, вырабатывая новую программу передач, чтобы полностью заменить то, что показывала Сибилла. Теперь у них было даже другое название: телесеть «РαН».
– «Н» – это Ник, тут все ясно, – предположил Лез Браден, его первый заместитель по программе новостей, на их первой встрече. – Но кто такой «Р»?
– «Развлечения и новости», – с улыбкой сообщил Ник. – Ясно и просто. Мне не хочется выставлять мое имя напоказ публично, мне от этого как-то неловко.
Лез рассмеялся.
– Это мне нравится: человек, который не желает сообщить всему миру, какая он важная персона. И это все? Развлечения и новости?
– А что еще нужно?
– Да мало ли, документальные съемки с мест событий, тяжелоатлеты, накачивающие себе мышцы, или рытье окопов во время первой мировой войны.
Ник засмеялся.
– У нас будут такие документальные ленты, что и их смотреть будет одно удовольствие. Может быть, и мышцы атлетов покажутся еще какими интересными, если попробовать их связать, например, с соревнованиями по плаванию или по прыжкам в воду.
– Это не для меня, я специалист по новостям. Но я расскажу об этом Монике, она непременно что-нибудь придумает. Что ты скажешь о Трейси Мур? Может, попробуем ее в качестве ведущей шести- и десятичасовых новостей?
– Мне она нравится. Она умеет быть и напористой, и мягкой – редкое сочетание. Но нам и мужчина нужен. Или нет? Эти дикторы новостей, похоже, всегда появляются парами, словно играют в супружество. Будто бы кто-то хочет заставить зрителей думать, что мир состоит из одних счастливых парочек, улыбающихся друг другу и обменивающихся милыми шуточками.
– Ого! Так обычно рассуждает телевизионная администрация, – заметил Лез. – Конни Чанг ведет выпуск воскресных новостей одна и прекрасно справляется с этим. Я думаю, мы могли бы обойтись одной Трейси, у нас и так полно мужчин-репортеров.
– Собственно, у меня и нет возражений. Подписывай с ней контракт.
Весь сентябрь длились эти прикидки, днем в офисе «РαН», а вечером перемещаясь в дом Ника. В то же время Ник успевал просматривать все, что ему попадалось по телебизнесу, обмениваться с массой людей телефонными звонками, стараясь получить как можно больше советов и информации, а кроме того, он путешествовал, встречаясь с владельцами кабельного телевидения.
– Я должен показать товар лицом, – объяснял он свои отлучки Чеду. – Иначе как же это кто-нибудь купит?
Большинство клиентов покупали идеи и соглашались сотрудничать с «РαН», по крайней мере, в течение следующего года, начиная с его стартовых программ, запускаемых в октябре. С получением их согласия совещания и обсуждения с Моникой Нэшвилл, вторым его заместителем, и Лезом стали веселее. Начало было положено.
– У меня есть идея, – сообщил Ник однажды поутру в самом начале октября, за три недели до того, как они переключились с программ, выпускаемых Сибиллой, на свои собственные.
Лез откинулся на спинку стула и вытянул ноги. Они собрались в офисе Ника, раньше принадлежавшем Сибилле, а теперь совсем пустом, потому что она вывезла почти всю мебель. Сидеть приходилось на складных стульях посреди нераспакованных ящиков с книгами, которые они использовали в качестве журнальных столиков; еще шесть стульев приткнулись между ящиками, а на другом конце комнаты, возле окон, выходивших на окна других контор, стоял письменный стол Ника, который он привез из Калифорнии. Оставшись, таким образом, без письменного стола дома, Ник никак не мог собраться пройтись по магазинам, ему не хватало времени.