– Ах, Ник, ты прекрасно знаешь, что цель – это деньги. Плюс больше и больше часов – в этом бизнесе нельзя сидеть сложа руки. Мне и так это уже влетело в семьдесят пять миллионов: покупка новых студий и оборудования, ремонт офисов, да и студий тоже, а корреспонденты? Десять городов уже покрыто нашей сетью, и мне нужно еще по крайней мере десять в Европе и Азии; мои корреспонденты рыщут там в поисках только счастливых новостей. А еще передачи, которые я покупаю, и передачи, которые мы снимаем сами. Дорого, конечно, но это того стоит, вложенное возвращается сторицей. Ник, ты и представить себе не можешь, какие там деньги, огромные, фантастические возможности. Я бы никогда не заполучила их, если бы оставалась просто тележурналистом, я теперь даже представить не могу, что кого-то это привлекает.
– А какие передачи вы делаете? – повторил свой вопрос Ник.
– Пока только новости. Я подумываю об игровых программах, об интервью, мыльных операх – словом, обо всем том, что мы сейчас закупаем. Знаешь, делать самим иногда дешевле, чем покупать. Мы все время экспериментируем с нашими передачами, хочешь взглянуть? У меня есть с собой записи, специально захватила на случай, если тебя заинтересует то, что я делаю.
Ник слегка улыбнулся:
– Разве я могу отказаться?
Он открыл отделанную розовым деревом панель в стене библиотеки, за которой стояла аппаратура, – стереомагнитофон, телевизор с видеоплеером. Поставив кассету, он вернулся в свое кресло. Вначале шла заставка: быстрое чередование кадров, на которых мелькали всемирно известные деятели, обрывки событий, и все это было как фон для названия: «Победители» – очень похожего на заголовок газеты.
– Странноватое название для телепередачи, – заметил Ник.
– Смотри дальше, – пожала плечами Сибилла.
Круглое, улыбающееся лицо Мортона Кейза, которого Ник последний раз видел паясничающим и пристающим к гостям в передаче «Кресло, которое хотят занять многие», появилось на экране. Он сообщил об экскурсионном катере, затонувшем у берегов Мексики. Но зрители не увидели подробностей трагедии. Вместо них появился фильм, а Кейз читал текст за кадром. Прелестная юная особа плыла к берегу, с трудом справляясь с вздымающимися волнами и удирая от приближающихся акул. Когда она чуть приподнималась из воды, было видно, что она совершенно нагая. Кейз прокомментировал, что она сорвала с себя одежду, прежде чем прыгнуть с тонущего судна. Она смертельно устала, гребла медленно, глаза ее были наполнены страхом, но вдруг на гребне волны показалась лодка, несущаяся на всей скорости, чтобы опередить зловещих акул. В одно мгновение юноша у штурвала заглушил мотор, перегнулся за борт и втащил девушку в лодку – теперь она была в безопасности. Завернув ее в пестрое яркое одеяло и дав ей глотнуть из фляжки бренди, он обвил ее одной рукой и прижал покрепче к себе. Они глядели друг на друга так, что не оставалось сомнений, что для них двоих начинается новая жизнь, спасенная и спасатель обрели свое счастье. Мотор снова взревел, лодка полетела к берегу, где их приветствовала радостная, машущая руками толпа.
Ник не мог не изумиться. Он помнил это происшествие – тогда утонуло более двухсот человек. А Сибилла сделала из трагедии банальную любовную историю. Нечего было оплакивать, наоборот, можно было только радоваться и веселиться. Любовь торжествовала победу, смерть была посрамлена.
– Это вы поставили, – заключил Ник.
– А как же, – согласилась Сибилла. – Мы сняли это на следующий же день после катастрофы. Но там и в самом деле была девушка, которая плыла к берегу, она даже сняла одежду перед тем, как прыгнуть. Ну, юбку, по крайней мере. Потом ее подобрала какая-то лодка. Нам сказали, что это была рыбачья лодка с каким-то стариком – но мы же не могли снимать в таком эпизоде старика? Мы же не меняли историю целиком, только кое-какие детали. Отклик на этот эпизод был очень даже положительный.
Тем временем перед Ником развертывалась на экране следующая эпопея, на этот раз о наводнении в Индии. В центре внимания теперь оказались разрушенные семьи и маленький мальчик, оставшийся сиротой, которого взяли к себе соседи, всегда мечтавшие о собственном ребенке. Опять последовала мини-драма, за ней еще одна, затем другая, бесконечный парад удовольствий, извлеченных из людских бедствий.
Они смотрели телевизор в молчании. Поначалу Ника это даже забавляло, но, когда передача стала близиться к концу, он почувствовал себя изможденным и усталым. Это было, пожалуй, хуже «Кресла…», таким же неуважением к зрителям, но он не был так удручен, как тогда, когда его что-то еще соединяло с Сибиллой; они разведены, и то, что она делала, никак не могло отражаться ни на нем, ни на его чувствах. И все же, когда пленка закончилась, и он встал, чтобы перемотать ее, он не нашел, что сказать.