Приблизился официант с подносом, и она взяла рюмку коньяка. «Все-таки одну вещь он для меня сделал. Оставил мне миллионы». Ей вдруг захотелось узнать, сколько же точно. Он был скрытен в денежных вопросах.
Адвокат был где-то в апартаментах, и она пошла разыскивать его.
– Сколько у него было, Сэм? – спросила она, как только вошла с ним в библиотеку. – Я не знаю точно.
Сэмюэль Бриф метнул на нее быстрый взгляд.
– Ну подождите хотя бы до завтра, когда мы вскроем завещание.
– А я хочу знать сейчас. Боже мой, Сэм, ну какой же ты зануда. Не могу понять, чего ради Квентин держал тебя. Я лишь хочу знать, сколько он стоил, и ты мне скажешь это сейчас же, или это последняя минута, когда ты работаешь на меня и мою телесеть.
Бриф поставил тарелку, которую держал в руках, когда Сибилла нашла его.
– Квентин оставил тебе один миллион долларов, – сказал он любезно, даже с удовольствием. – И еще квартиры здесь и в Нью-Йорке, и Трансляционную сеть Эндербая. Конечно, вы потратили немало денег и наделали крупных долгов как президент компании, но он был уверен, что вы справитесь; он говорил, что вы прекрасно справлялись и без денег, когда он вас встретил. Он оставил пять миллионов долларов Руди Доминусу.
– Пять миллионов!… – она уставилась на него. – Ты с ума сошел! Ложь!
Он покачал головой.
– Он не мог так поступить со мной, – визжа от злости, она видела только его маленький перекошенный рот. – Он никогда не поступил бы так со мной! Он любил меня!
Бриф пожал плечами.
– Насчет этого я не осведомлен, об этом он не упоминал. У меня есть завещание, написанное им четыре месяца назад, в день его восьмидесятитрехлетия. Лили испекла ему пирог, ну а вы… были на какой-то встрече где-то в Нью-Йорке, мне кажется.
Сибилла сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.
– Ты, дерьмо…
Услышав громкий разговор в соседней комнате, она опомнилась и заставила себя замолчать. У нее кружилась голова, ее тошнило, и она боялась, что ее сейчас вырвет.
– Убирайся! – хрипло сказала она. – Убирайся отсюда. Убирайся!
Он выскочил из комнаты, и когда дверь за ним захлопнулась, она повалилась на пол, стуча кулаками по ковру восточной работы.
– Подонок! – шептала она. – После всего, что я для тебя сделала, после того, как ты брал кредиты под мой будущий успех, после того, как был со мной, спал со мной ночь за ночью, хотя я так ненавидела это, использовал меня… подонок, подонок, подонок…
Она так и лежала, пока за окном не стало смеркаться, а ее гости за закрытой дверью, озираясь в поисках хозяйки в некотором недоумении, наконец не разошлись. Тогда она заставила себя подняться в темной комнате, озираясь, пока не наткнулась взглядом на телефон. «Ник никогда не сделал бы со мной ничего подобного. Он хотел помочь мне. Он всегда был единственным, кто меня понимал. Мне не следовало выходить замуж за Квентина, мы опять должны соединиться с Ником, как будто я никогда не была женой Квентина».
Она уселась за стол Эндербая, включила его лампу и по памяти набрала домашний номер Ника.
– Мама звонила, – сообщил Чед, когда Ник возвратился позже обычного домой.
Они сидели на кожаной кушетке в кабинете, увешанном книжными полками, где на столе был накрыт обед для Ника.
– Она хочет поговорить с тобой. Похоже было, что она плачет.
– Сегодня были похороны Квентина. Наверное, ей просто захотелось услышать знакомый голос. Я поем и перезвоню ей. А что еще сегодня произошло?
– Она сказала, что он ее ограбил.
– Кто?
– Квентин. Она сказала, что он подонок, что ей не надо было выходить за него замуж и что она… – он замолчал.
– Что она?
– Она хотела бы остаться с тобой.
Ник покачал головой.
– Вон сколько она всего на тебя вылила, все сразу, – Ник вгляделся в лицо Чеда. – А что ты обо всем этом думаешь?
Последовало молчание.
– Ничего.
– И все же мне кажется, что ты что-то думаешь. Но если не хочешь, мы не будем говорить об этом.
Чед опустил ногу на ковер, внимательно разглядывая ботинок.
– Я подумал, что это не так плохо. Знаешь, тогда мы стали бы жить, как все люди, и у нас была бы полная семья.
Ник кивнул:
– А что еще?
– Ну, я подумал… ты мог бы сделать это. Если маме так хочется, и… но мне кажется, что тебе не хочется.