Ник встал, Сибилла щурилась, стараясь четко разглядеть его.
– Ты тоже бежишь прочь? Эти бредовые обвинения… Ты обещал, что выслушаешь мою сторону… Теперь ты убегаешь!
– Ты не высказала своей версии, – сказал он.
– С какой стати? Я ничего тебе не должна. Я отдала тебе лучшее, что имела, но оно было недостаточно хорошим для тебя, ты бросил меня ради нее. Я не обязана говорить с тобой, ты запросто используешь все против меня. Ты безнадежен; ты копаешь, копаешь, но все еще не можешь набрать материал для своего драгоценного шоу. Ты не знаешь нашего финансового положения и никогда не узнаешь! Ты сумел выдавить кое-какое дерьмо из пилота, уволенного за ложь, но это не имеет никакого отношения к Грейсвиллю. «Вода в бензобаках!» – воскликнула она, кривляясь. – Кто, черт подери, понимает, что это такое? Кого это волнует? Людей интересуют секс и деньги. Это-то ты и пытался раскопать в Грейсвилле, но ничего не нашел, не так ли? Ты не обнаружил никакой связи. Ты топчешься на месте! Почему бы тебе просто не бросить это дело? Заодно брось и эту тварь! Мы с тобой еще могли бы быть вместе, ты же знаешь. На этот раз мы бы работали вместе. Я сделаю тебя членом правления Фонда. Мы могли бы показывать проповеди Лили по твоей телесети по два или по три раза в неделю, если захочешь; ты понятия не имеешь, насколько они жадные. Ты мог бы – мы могли бы заботиться друг о друге. Чеду это понравилось бы, ты ведь знаешь, ему бы понравилось! Это так просто; всегда было просто; у нас были небольшие разногласия, вот и все. Ник, послушай меня!
– Валери сказала тебе, что мы не будем делать репортаж, – Ник говорил медленным, полным печали голосом. Ему было грустно за Чеда, да и за Сибиллу тоже, – но это вовсе не означает, что его не сделают другие. И все связано, все связано через Карла. Он вложил тринадцать миллионов в Грейсвилль в то время, когда у него был роман с тобой. Полагаю, что это можно квалифицировать как сексуальную часть предстоящего шоу; само же дело связано с деньгами. Вы извлекали огромные суммы изо всех средств, изо всех предприятий, связанных с Грейсвиллем: деньги на покупку земли, цены па строительство, пожертвования, членство…
– Ты понятия не имеешь об этом!
– …свыше сорока процентов от всей суммы идет тебе и твоим сообщникам. Карл бросился назад, чтобы успеть на окончательное подписание сделки о покупке земли – возможно, чтобы отменить ее, мы не знаем этого наверняка – но его самолет разбился, после того как по твоему приказу твой пилот вывел его из строя. Вот к каким выводам пришли мы.
– Слухи. Ложь. У тебя нет доказательств!
– Инспектор просмотрел ваши финансовые отчеты, представляю…
– Ты лжешь. Невозможно…
– Мы смогли, Сибилла. Думаю, что на днях ты услышишь о фининспекции. Боб Таргус приедет сегодня к Валери, чтобы записать на пленку свое заявление. Если можешь что-нибудь сказать – если люди лгали нам, а мы этого не знали – скажи. Расскажи, как все обстояло в действительности. Тебе придется защищаться или помогать следствию; иначе никто не сможет тебе помочь!
– Ах, ты сукин сын! Хочешь заставить меня ползать перед тобой на коленях? Да лучше я лишусь всего, что имею!
Ник посмотрел на нее. Она походила на темную статую, сверкающие бледно-голубые глаза были единственным признаком жизни.
– Это твое дело, – сказал он, внезапно отдавая себе отчет, насколько сильно он замерз. Некоторое время назад он опустил закатанные рукава рубашки, но это мало помогло. – Если передумаешь, можешь позвонить мне. Я буду у Валери или дома.
– Убирайся отсюда! – она видела, как он выходил, как закрывал за собой дверь. Она стояла неподвижно, опершись на спинку кресла, тяжело дыша.
«Я буду у Валери или дома».
Сибилла схватила мраморную подставку для книг и швырнула ее в дальний угол комнаты. Послышался звон разбитого стекла, и на темный ковер брызнули осколки стеклянной дверцы оружейного шкафа. Осколки поблескивали в неясном свете, просачивавшемся сквозь плотные шторы. Когда звон разбитого стекла утих, в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь свистом холодного воздуха, вырывавшегося из кондиционеров, и прерывистым дыханием Сибиллы.
Никто не вошел. Слишком часто слугам приказывали оставить ее одну и не мешать. Ей достаточно было знать, что в доме есть другие люди; она не хотела иметь их подле себя. Сибилла стояла неподвижно, пока дыхание ее не успокоилось. Немного погодя привратник спросил, будет ли она обедать дома.
– Нет, – ответила Сибилла.
Привратник бросил быстрый взгляд на шкаф с оружием, поправил штору, сквозь которую прорывался внутрь комнаты серебряный солнечный луч, и вышел. Сибилла стояла неподвижно.