- Ах, вот как? - удивленно протянула княгиня. - Тот самый пропавший посол Ярослава Рагнар.
- Да! - Любава неожиданно для себя сползла на колени, прижав руки к груди, закусив до боли губу, чтобы удержать слезы. - Помоги, княгиня, молю тебя. Он, по слухам, очень плох.
- Он тебе так дорог? - все так же изумленно продолжила Предслава. Видимо, такая боль, которая стояла в глазах этой девицы была ей непонятна. Такая скорбь по отцу. Да и еще по названному.
- У тебя есть жених. Есть, кому утешить тебя в горе...
- Да.
Любава сообразила, как странно выглядит ее порыв и смущенно вернулась обратно на лавку. Ее связывали с отцом не кровные, а духовные узы, связь была гораздо крепче, боль от потери малопереносимой, но объяснить это было невозможно. Человек может сочувствовать только тому, что сам пережил, а Любавина судьба была единственной и неповторимой.
- Ты сказала, что он очень плох.
- Он пленник панны Катарины из-под Глогова.
- Аа-а, и панна Катарина увлеклась примером панны Малгожаты. Решила, что у нее получится, что не получилось у той, - слегка нахмурилась Предслава, очевидно вспомнив своего отрока Моисея Угрина и все, что с ним было связано. - Почему же Болеслав не освободил новгородского посла, если он узнал, где тот находится?
Любава коротко досказала историю до конца. Предслава долго молчала по окончании ее рассказа, опустив длинные ресницы, уйдя в себя. История Моисея коснулась и ее тоже. Афонский монах, который постриг пленника, избавив от домогательств страстной панночки, перевернул всю душу княгине своей резкой честной проповедью. Любава молча усиленно молилась о том, чтобы сердце Предславы склонилось к ее просьбе.
- Что смогу выяснить, выясню, - тихо произнесла та, наконец, вставая. Любава вскочила. Прием был закончен. - Пойдем, провожу тебя к твоему жениху. Ты слышала, что он в свое время так же сватался к панне Катарине?
- Слышала, княгиня.
- К ней многие сватались и сватаются.
Они вернулись в пустую трапезную залу, где, сидя на лавке, дожидались Любаву Всеслав с Сольмиром. Оба встали и в пояс поклонились княгине. Бросив быстрый взгляд на своего спутника, с отсутствующим взглядом дергавшего себя за кудри на затылке, Всеслав резко сделал шаг вперед, загородив его собою.
- Я попробую узнать, где скрылась панна Катарина. Твоя невеста права. Мне многое подвластно. Мои люди тебя разыщут, Всеслав, если мне что-нибудь станет известно, - негромко сказала Предслава с властностью естественной, прирожденной, а потому гармоничной, не разрушающей ее женственного облика. Затем в ее темных глубоких глазах вспыхнули искры озорства. - И мне понятен твой выбор. Эта невеста ни капельки не похожа на предыдущую. Скромная умеющая любить девица. Но неприятный опыт с Касенькой определил твой нынешний выбор. Ты мог бы быть за это благодарен, да, благодарен Касеньке.
Растерявшийся Всеслав молча поклонился еще раз.
Сольмир заговорил только тогда, когда все трое переехали мост через реку и оказались за пределами Ледницкого острова. Так заговорил, что лучше бы и дальше молчал.
- Любава, я остаюсь. Я не смогу жить без Нее. Она как нежный запах ночных цветов, как тихая сладкая песня в ночи.
Он резко остановил своего коня под огромным дубом, еще остающимся без листьев. Его потрясенные спутники тоже остановились.
- Сольмир, это ничего хорошего тебе не даст, - рассудительно ответила Любава. - Подумай, кто ты, а кто она. Это же мучительно. Ходить и страдать рядом с той, кто на тебя не обращает внимания. Для кого ты никогда не будешь равным, в лучшем случае станешь отроком, прислужником.
- Сказителем.
- Нет. Сейчас Великий Пост. Никто тебе не даст ни играть, ни петь.
- Я ее приворожу.
- Ой-ли, - с сомнением протянула Любава.
Сын муромского главного волхва вспыхнул.
- Я по-настоящему приворожу. Без всякой чепухи вроде половинок разрезанной летучей мыши по двум сторонам дороги, или проверченного вертелом сердце крота. Я в силах использовать истинный приворот.
Всеслав присвистнул и крепко взял рукой Сольмирова коня за поводья.
- Не обижайся, ничего особенного, но у тебя не получится. Мы, христиане, защищены от любых приворотов. Только своей душе повредишь.
Сольмир смотрел на огненноволосую в лучах солнца новгородку каким-то потемневшим взглядом.
- Посмотрим, дядько лысый, может она не такая уж и христианка.
- Какая бы не была, приворот не подействует. Сольмир, миленький, да брось ты эту безумную затею.
- Да. А что ты с Болеславом делать собрался? - скептически спросил Всеслав. - Отворот? Так у них все не столько на любви, сколько на политике замешано. Против политических соображений как приворот так и отворот бессилен. Лучше уж самому себе отворот устрой, раз такой умный.
- Отпусти моего коня, - гневно заявил влюбленный сказитель. - Или можешь и дальше держать. Я пешком вернусь.
Он стремительно соскочил с коня.
Любава испуганно посмотрела на Всеслава. Тот, перехватив ее взгляд, тоже соскочил с коня и загородил Сольмиру путь.
- И ты думаешь, что я, польский рыцарь, буду спокойно смотреть, как ты будешь привораживать нашу княгиню?
Сольмир положил руку на рукоять меча.
- Совсем тебе крышу сорвало, - признал Всеслав, еще раз переглянувшись с Любавой. - По-твоему, после двух-трех тренировок с Творимиром ты сможешь со мной справиться?
Сольмир, не отрывая от него гневного взгляда потемневших глаз, вытащил меч и рванулся вперед. Всеслав вяло отбил атаку, и, поскольку его противник никак не успокаивался, ввязался в поединок.
Любава пристально следила за обоими с высоты своего коня, отмечая как и не совсем привычную технику польского рыцаря, так и то, с какой легкостью он теснил Сольмира, заставляя того отступать под крону дуба. И потому, что она пристально следила за этим странным поединком, она не заметила, как по мосту с острова прискакал еще один всадник и резко остановился рядом с ней. В этот момент Сольмир как раз споткнулся о выступающий корень дуба, и Всеслав без труда выбил у него меч из руки.
- Что здесь происходит? - потрясенно спросил всадник.
- Ничего особенного. Сольмир, как ты видел, плохо владеет мечом. И использует любую возможность для тренировки.
- Княгиня велела тебя догнать и вернуть. Незачем тебе возвращаться во Вроцлав, - более спокойно сказал посыльный. - Скоро пасха. Тебе, конечно, хочется провести предпасхальные дни в храме? Она разрешила тебе остаться.
- Благодарю! - Любава внезапно почувствовала себя невероятно счастливой. Она проведет святые дни страстной седьмицы в православном храме. Возглавит Богослужение наверняка легендарный епископ Анастасий. Да и проходить эти службы будут в той самой домовой церкви княгини, где совсем недавно бесстрашно говорил свою проповедь афонский иеромонах. Говорил о том, что никакое возвышенное будущее, никакое планируемое счастье многих тысяч не стоит того, чтобы погубить из-за этого одну единственную душу. Свою собственную. Потому что судьба этих многих тысяч в руках милосердного Господа Бога, а погубить собственную душу может и сам человек. Только он один, пожалуй, и может. И только по гордости, по безумной слепой гордости, люди забыли об этом. О том, что не они правят миром, о том, что они совсем не боги.
- А мы с Сольмиром поедем в Гнезно. Это совсем рядом, - с нажимом сказал Всеслав, пристально глядя на несчастного сказителя, уже поднявшего меч с земли. - Потребуются любые лишние руки. На пасху состоится коронация князя Болеслава. Величайшее событие в нашей истории.
***
Весна торжествовала свою победу ярким горячим солнцем, щебетом птиц, зеленью молодых листочков и яркими цветами, украсившими землю, когда в кафедральном соборе святого Вита шла первая в истории славянских земель коронация. Коронация Болеслава затмила в сознании людей даже ликующие пасхальные торжества, особенно радостные по контрасту со строгим постом.
Любава в свите княгини Предславы оказалась совсем близко к алтарю. Рядом с ракой с мощами святого Войтеха стояли монахи из клюнийской общины в Мендзыжече. А дальше вся базилика святого Вита была плотно заполнена людьми, площадь перед храмом - тоже. Коронацию проводил уже совсем старый епископ Гаудентий, сводный брат святого Войтеха-Адальберта, его многолетний сподвижник и единомышленник, сопровождавший его в том походе к пруссам, где Войтех и погиб. Архиепископ, глава польской церкви.