- Только бы он остался жив, только бы мне знать, что он где-то есть на белом свете, тогда и я могла бы жить, а не ждать смерти.
На это лучший друг ее отца только бросил на нее пристальный взгляд и промолчал.
- Послушай, Творимир, а как ты, наверное, соскучился по своей семье. Марьяна же тебе не просто милая, а жена...
- Я теперь думаю, что даже на Небе не был бы счастливее, чем дома. Целый год почти деток не видел. Выросли поди. Младшенький уж и забыл, наверное, как тятя выглядит. Еще и не признает при встрече. А Марьяна... - он закрыл глаза и беззащитно улыбнулся своим воспоминаниям. - Да, оба мы с тобой хороши. Такие христиане, прости Господи. Но я так устал от этих мест, от этих странных христиан. И от постоянной личной ненависти, которую не исправишь. От материнской ненависти. Иногда и не верится, что есть на свете женщина, которая так меня любит. Моя жена, мать моих детей. Ох, еще бы хоть разок увидеться... Не плачь, не плачь, девонька, мало ли как все сложится под Старгардом.
А птицы, как ни в чем не бывало, звонко щебетали в ветвях липы.
- Ладно, пошли обратно, я все понял. Уже народ поднимается. Не будем привлекать к себе внимание.
По Одре отряд княгини сплавлялся на двух ладьях, по семь человек в каждой ладье. В одной находились княгиня, две ее плотных, невысоких холопки и четверо княгининых воина, включая седого, осанистого, но еще крепкого Свентобора. В другой - Любава с Сольмиром, четверо новгородцев и отец Афанасий. Афонскому монаху удалось незаметно уплыть с ними из-под носа почуявшего близкую добычу пана Герхарда. Путешествие было нетрудным, и очень скоро они достигли нижнего течения огромной реки, такой широкой, что сейчас, когда в горах шли дожди, с одного берега не было видно другого. Конечно же, без помощи поморян, живших на польском берегу Одры, германцы с другого берега не смогли бы легко преодолеть польскую границу. Отряд оставил лодки в укромном местечке, и путники пешими, нагрузив на себя большие вещевые мешки, направились к недалекому Старгарду. Местность кругом была болотистой. По обе стороны дороги высились сосны, ельники, кривые березки, темные заросли ольхи.
В одном из этих ельников, сидя на зеленом мху с рыжими коробочками спор, с желтыми звездочками лапчатки, так красиво выглядящей среди зеленого мха, сидела Любава, пока в чаще леса ее друзья новгородцы допрашивали Свентобора. Время пришло, медлить было нельзя, и она старалась не думать, какими способами они выбивают сейчас из него нужные сведения. Просто сидела и смотрела на резные листья папоротников, на лиловые метельчатые соцветия изящных ятрышников, на кусты малины на близкой опушке. Где-то совсем в другом месте Сольмир развлекал отдыхающую княгиню искуснейшей игрой на гуслях. Та, конечно же, давно заметила безнадежную влюбленность сказителя, она ей льстила, забавляла, казалась чем-то несерьезным. Судя по всему, приворот муромский волхв вначале делать не стал, видимо, рассчитывал добиться взаимности своим обаянием, ну а теперь, когда он понял, что его обаяния не хватает, ему помешал отец Афанасий, не ленившийся тихо напоминать ему в течение всего плавания, что приворот - это ни в коем случае не любовь. Скорее всего, у него не получится, но не дай Бог, что-то выйдет. Ему, отцу Афанасию, пришлось видеть, как сначала покончила с собой жертва приворота, а потом, раскаявшись в содеянном, и тот, кто этот приворот применил. "Подумаешь, молодой парень влюбился, ну потерпи, сынок, скоро пройдет". Сольмир морщился, он уже не надеялся, что пройдет скоро или не скоро, но приворот так и не применил. Предслава часто слушала, как он несравненно играет, или поет, но о более серьезных вещах беседовала не с ним, а со Свентобором. Тот изображал из себя языческого вождя, желающего креститься самому и крестить своих людей. Бедняга старательно выслушивал длинные проповеди и поучения княгини, такие нудные, что даже отец Афанасий, услышав издали несколько таковых, от души жалел несчастного вождя. А тот слушал, кивал в нужных местах и со всем соглашался ради той цели, которую сам для себя счел высокой. Княгиня Предслава, наивно считая себя просветительницей дикого народа, полностью шла у него на поводу.
Наконец, густые невысокие елки впереди раздвинулись и навстречу Любаве из чащи шагнул Творимир. Она молча смотрела на него, обхватив колени руками, глядя на воина испуганными глазами.
- Да полно, девонька, - поморщился подошедший. - Мы же не палачи. Харальд его только пугнул. Ты ведь знаешь Харальда. Он бывает очень убедителен. "Жизнь - если расскажешь правду, смерть в болоте, если будешь молчать" Причем, смерть неизвестная, потому что княгине мы скажем, что неизвестно, где пропал твой Свентобор, может, и к соплеменникам убег. Не видали, мол, со вчерашнего вечера.
- И что, он все рассказал?
- А почему нет? Эти люди не умеют отдавать жизнь ради идеи. В горячке боя - это да. Но вот так, в неизвестности, чтобы осуществить чужой план. Да и еще после того, как он понял, что нам многое известно. Он очень быстро во всем признался, и кое-что интересное рассказал. Надо будет пересказать пану Тшебеславу о точных сроках набега. Сначала на приступ пойдут поморяне, потом германцы, у тех есть "мыши". Это такие сооружения, прикрываясь которыми воины подкапывают стены. "Мыши" и тараны, на случай если гарнизон усыпить не удастся. Приятного мало.
- А что с ним теперь будет, со Свентобором?
Творимир сел рядом с ней на мох под елочкой.
- Девонька, тебе не пошло на пользу общение с местными. В чем ты нас подозреваешь?! Конечно, Харальд сдержит обещание и сохранит ему жизнь. В его Вальгаллу, видишь ли, не пускают воинов, не умеющих держать данное слово. А он поклялся Молотом Тора.
-Ну если в Вальгаллу не пустят...
- Именно. Главное сейчас, доставить Свентобора в Старгард. Если его отпустить, он сбежит. Придется проводить его туда под ручку. С ножом в другой руке. Если, мол, только пикнешь, прикончим. Хорошо, что тут идти всего ничего осталось. А там засунем его в какой-нибудь погреб до окончания этого дела. Потом как-нибудь выберется.
- Я вам не верю, - тихо, но твердо сказала княгиня в ответ на короткое сообщение Харальда, что готовится набег на Старгард, и Свентобор должен будет подать своим сигнал к атаке, когда гарнизон заснет. - Вам кто-то оговорил неповинного человека, и вы поверили клевете.
Харальд бросил быстрый взгляд на напрягшегося Свентобора, которого "держал под ручку" Творимир, и не стал говорить, что вождь во всем сознался.
- Княгиня, сейчас не время для споров. Мы все под наблюдением. Ни один воин не пренебрежет сведениями о такой опасности, как та, что стала нам известна. Поспешим в крепость. Говорили, что она уже за поворотом. Там и разберемся.
Предслава внимательно оглядела собравшихся вокруг нее воинов. Понятно, что новгородцы полностью доверяли своему Старшому, но и ее собственные воины колебались.
- Княгиня, разве ты не слышишь, как подозрительно молчит лес вокруг? - тихо спросил обычно бесстрашный и добродушный Боривой. - Поспешим, если ты уже отдохнула. Сейчас не время для задержек и разговоров. Крепость уже за тем ельником.
Предслава вздохнула и изящно склонила красивую голову, уступая. Пара часов действительно значения не играла. А великим искусством временно отступать она прекрасно владела.
Крепость близ Старгарда выглядела неприступной. Ее окружал ров в пару десятков саженей шириной с подъемным мостом на цепях через него. Дальше высилась насыпь с первой стеной крепости. Стена эта состояла из двух рядов огромных бревен, глубоко вбитых в землю, с прослойкой из битых кирпичей и камней, залитых строительным раствором, между рядами бревен. Проехав через ворота в первой стене, путник попадал во внешний двор крепости с небольшими жилыми постройками, примыкающими ко второй стене крепости, по своему строению похожей на первую стену. Во внутреннем дворе за второй стеной помимо небольших жилых плоских домов находилась многоэтажная башня - вежа, вход в которую был на уровне второго этажа, - последняя линия обороны защитников крепости.
Подошедший по торной дороге, находившейся под наблюдением защитников крепости, отряд княгини Предславы с невольным трепетом оглядывал невиданное на восточной и северной Руси укрепление с мощными стенами с небольшими башенками для лучников. И высокую вежу над этими стенами со стягом, украшенным белым орланом Пястов. А по обеим сторонам дороги, охраняемой мощной крепостью, расстилались леса и болота, малопроходимые даже для местных жителей.