Душевная боль отразилась на лице Титуса, и он на мгновение прикрыл глаза, рот скривился, как от боли.
— У меня нет выбора, Элис. Понимаешь… Но она отступила от него, лицо ее побледнело.
— Выбор всегда есть. Камилла шантажирует тебя, заставляя думать, что выбора нет. Что ж, кажется, она победила. Я не собираюсь ждать, пока она погубит нас.
— Элис, я должен им по…
— А как же я? — воскликнула она с досадой. — Мне ты ничего не должен?
— Да, конечно, но…
— Но им в первую очередь. Тогда иди к черту!
Она повернулась, чтобы уйти, но Титус поймал ее за руку.
— Элис, ты сейчас расстроена, и у тебя есть на это право, но если ты дашь мне время…
— Нет, я и часа не хочу быть с ней в одном доме. Его лицо стало жестким.
— Если ты любишь меня, Элис, то останешься.
— А если ты меня любишь, то не позволишь ей приехать сюда!
Он молчал, и она горько рассмеялась.
— Тупик, не так ли? Мы обе шантажируем тебя.
Неожиданно она подошла к нему и поцеловала.
— Я люблю тебя, — сказала она прерывисто. — И буду любить всегда.
Потом повернулась и побежала по лестнице наверх, чтобы одеться и уложить вещи в чемодан.
Он бросился за ней, но она заперлась на ключ и не открывала, хотя он в бешенстве колотил в дверь руками и ногами.
Когда она появилась на пороге, то была готова покинуть дом.
— Не делай этого, Элис, — тихо сказал Титус. — Ты мне нужна. Пожалуйста, не уходи.
Она никогда не видела его умоляющим, никогда не видела такого просящего выражения в его глазах. На какое-то время ее гнев утих, но затем она покачала головой.
— Нет, у меня, как и у тебя, нет выбора, — отрывисто сказала она. И, сняв с пальца кольцо из скарабея, она сунула его ему в руку.
Посмотрев на него, Титус как будто сник, но, вновь охваченный гневом, чуть ли не прорычал:
— Тебе не кажется, что ты ведешь себя как избалованный ребенок, который не переносит, когда делают не так, как он хочет?
Элис изо всех сил старалась удержать подступающие к глазам слезы.
— Тебе ли так говорить?
Она пожала его висящую плетью руку и спустилась по лестнице, неся свой багаж. Он не последовал за ней, но крикнул:
— Не будь трусихой. Оставайся со мной. Одумайся.
Пройдя через маленький холл, она открыла дверь, остановилась на пороге, освещенная солнцем, и посмотрела на Титуса. Ее лицо потемнело от горя. Она медленно покачала головой.
— Нет, для этого я слишком тебя люблю. Титус смотрел на нее, его лицо побледнело, и в этот момент Элис подумала, что он готов смягчиться. Но он вдруг разжал кулак и швырнул ей кольцо.
— Тогда уходи! — закричал он озлобленно. — Убирайся к черту! Почему я должен переживать, если ты даже ничего не хочешь выслушать? Я никогда не прощу тебя!
Элис посмотрела на него, потрясенная злобными выкриками, и, в свою очередь рассвирепев, крикнула:
— А я никогда не прошу того, что ты позволил своей бывшей любовнице и ее ублюдку погубить наши жизни!
И, рыдая, она выбежала из дома, из его жизни.
Глава 5
Когда Элис закончила свой рассказ, в каюте воцарилась тишина. Девушка вздохнула и нехотя рассмеялась.
— Не очень-то поучительная история, правда?
— Отношения между людьми редко учат чему-нибудь других людей. Но тебе повезло, что ты встретила человека, которого любила так сильно, — заметила тетушка Луиза.
— Значит, ты не одобряешь мое поведение?
— Я не хочу ворошить прошлое. Ты что-нибудь говорила об этом Титусу сегодня?
— Я не объяснила ему все так прямо. В его отношении ко мне… не было… теплоты. Совсем наоборот. Он снова назвал меня трусихой! Ты тоже считаешь, что с моей стороны было трусостью покинуть его?
Поняв, что Элис нуждается в сочувствии, тетушка сказала:
— Если ты почувствовала, что не можешь оставаться с ним, наверно, было правильно следовать своей интуиции. Ты знаешь, что произошло между ним и Камиллой?
— Нет. Ведь он даже не пытался как-то связаться со мной, и я постаралась забыть его. Но, помимо своей воли, я все равно верила, что он как-то разберется в своих чувствах и приедет за мной.
На мгновение в голосе Элис появились нотки удивления и обиды, как у маленькой девочки, затем жестко и горько она произнесла:
— Но, как видишь, этого не случилось.
— Может быть, и Титус надеялся, что ты, несмотря ни на что, оттаешь и вернешься к нему, — проговорила тетушка. Элис вздохнула:
— Нет, он знал, что я уже пришла к решению.
— Он как-нибудь намекнул тебе о том, что случилось после вашей разлуки?
— Нет. Я спросила его, как сын, он просто сказал: «Все о'кей». Но сказал таким тоном, что дальнейшие вопросы задавать не следовало.
— На судне кто-нибудь может это знать? Как ты думаешь?
— Я ни за что не буду никого расспрашивать, — обиженно ответила Элис.
— А я могу попытаться.
Выпрямившись, Элис взбила подушки, прилегла на них и покачала головой:
— Я не думаю, что здесь найдется человек, который сможет тебе помочь.
— Тогда нам придется все узнать у самого Титуса, не так ли?
— Ты не должна расспрашивать его, тетушка Лу. Я не хочу, чтобы ты делала это. — Голос Элис стал резким.
— Я и не собиралась расспрашивать, но ведь существуют другие способы…
Элис помолчала секунду, потом заметила:
— Ты считаешь, что я все хочу знать?
— А разве нет?
— Я не уверена. Мне это ни к чему.
— А мне кажется, тебе следует все узнать, потому что ты до сих пор неравнодушна к нему, — мягко ответила тетка.
— Наверное, ты права. По-моему, никогда я не излечусь от этого чувства, ответила Элис, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. — Но какое это имеет значение? Мы оба считаем, что каждый из нас подвел другого, и никогда не сможем снова доверять друг другу. У меня создалось впечатление, что он меня презирает.
— Любовь и ненависть стоят рядышком, ты знаешь это?
— Мне казалось, я ненавидела Титуса какое-то время, но потом я поняла, что это были только злость и… унижение. Я, наверно, никогда бы не смогла возненавидеть его! — твердо заметила Элис.
— Наверно, нет, особенно, если это такая всепоглощающая любовь, как у тебя. Но иногда сильная любовь слишком многого требует как от мужчины, так и от женщины. Тебе хотелось, чтобы все было идеально, и мне кажется, что Титус знал это и пытался соответствовать твоим требованиям. Поэтому-то он ничего не говорил тебе о сыне до тех пор, пока уже не мог больше скрывать. Видимо, именно поэтому ты и сбежала от него — ты просто не могла выдержать того, что твоя мечта разбилась!
— Может быть, ты права. Он считает, что я эгоистка.
— Я думаю, ты была слишком далека от реального мира. Он должен был сказать тебе все в самом начале. Дать время принять и осмыслить этот факт. Он должен был помочь тебе в этом и сделать так, чтобы ты была в нем уверена, чтобы ты понимала, что вы вместе, вас — двое! Вместо этого он все взвалил на тебя, когда ты чувствовала себя уязвимой и обиженной. И еще ждал, что ты все правильно воспримешь и останешься такой же сильной, как и он сам.
— Значит, это его вина?
— Я бы так не сказала. Просто неудачно выбранное время.
Элис рассмеялась:
— Тетушка Лу, ты всегда умеешь меня подбодрить. — У нее задрожал голос. Ты всегда мне помогала.
— Ну, мне это очень льстит, но если я и дальше собираюсь помогать тебе, мне кажется, что следует немного поспать. Сейчас почти три часа утра?
— Извини, — тихо сказала Элис. — Тебе надо выспаться.
— Я уже не сплю так много, как раньше, но мне все равно нужно отдохнуть. Тетушка поудобнее устроилась в кровати. — Спокойной ночи, Элис. И постарайся меньше переживать, как ни странно, все со временем приходит в норму, я давно это поняла.
«Легко сказать», — мелькнуло в голове у Элис. Как будто она могла думать о чем-нибудь другом. В сомнениях, как же ей дальше поступать, она вдруг, совсем не желая этого, заснула.
На следующее утро стало еще теплее. Люди переоделись в шорты, легкие майки и топы, подставляя солнцу незагорелые тела. Бассейн стал пользоваться необыкновенным успехом, а бар рядом с ним стал еще более популярен. Пассажиры расположились на шезлонгах кто в тени, кто на солнце. Утром они дважды покидали свои места, чтобы прослушать две лекции о Кноссе и о царе Мидасе. Все это время Элис держалась поближе к тетушке. Позже, когда они уже приближались к Криту, Титус на палубе рассказывал о Гераклионе, порте, где им предстояло бросить якорь.