В традиционной Японии государство гораздо реже выступало в роли собирателя письменного наследия. Здесь не существовало обширных и обязательных упорядочивающих систем, характерных для Китая. Местные фонды долгое время были ориентированы на Китай. Созданная еще в начале XVIII века и имевшая закрытый характер библиотека сёгуна, военного гегемона из дома Токугава, являлась по преимуществу антикварным собранием китайской книжности и не ставила перед собой задачу охватить выросшую к тому времени японскую книжную продукцию. Как и в Китае, вскоре после «открытия» страны (в 1853 году) на арену выступили западные коллекционеры книг. Огромные собрания, имеющиеся в распоряжении синологов и японистов Европы и США, обязаны своим существованием совпадению этого западного интереса, временного азиатского пренебрежения собственными образовательными традициями и низких цен на книги. Концепция общедоступной библиотеки приобрела известность в Японии уже после 1866 года благодаря публицисту и педагогу Фукудзаве Юкити, который в 1862 году в составе дипломатической миссии объехал западные страны. Впрочем, даже ставшая на путь модернизации Япония только в самом конце столетия сумела реализовать модели публичной читальни и научно-исследовательской библиотеки[47].
Арабский мир географически располагался ближе к Европе, чем Китай, но отстоял от нее дальше с точки зрения истории книжности. В Китае тексты издревле воспроизводились печатным способом. Соответственно, профессия писцов и переписчиков имела там меньшее значение, чем в арабском мире, который только в начале XIX века пережил собственную революцию книгопечатания. До начала XVIII века арабские и турецкие книги печатались преимущественно в христианской Европе. В этой революции книгопечатания наряду с мусульманами приняли участие также арабские христиане и миссионеры. В Османской империи были частные и частично открытые для публики библиотеки, которые в единичных случаях содержали и европейские издания. Однако до того, как в Турецкой республике было введено латинское письмо, в прежней Османской империи и выделившейся затем из ее состава Турции на протяжении почти двух столетий было напечатано всего 20 тысяч книг и брошюр, и многие из них – очень малым тиражом. Сравнительно скудный объем османской и арабской книжной продукции привел к тому, что библиотечное дело возникло здесь позднее и развивалось медленнее, чем в Восточной Азии[48].
Музей в той его форме, которая и сейчас считается для него определяющей, также восходит к XIX столетию. Несмотря на ряд нововведений музейной педагогики, и сегодня то и дело возвращаются к установкам и программам XIX века. Ведь именно в этот период сформировалась музейная типология, различающая художественные собрания, этнографические коллекции и музеи техники. А собрания монархов, куда иногда допускались и подданные, в эпоху революций стали публичными музеями.
В художественном музее слилось воедино многое: идея автономного искусства в том виде, как она впервые была сформулирована Иоганном Иоахимом Винкельманом; мысль о непреходящей «ценности» художественного произведения, которая, в отличие от ремесленного изделия, не сводится к цене материала и работы; «идеал эстетического сообщества», объединяющего в себе художников, профессиональных экспертов, знатоков-любителей, а в лучшем случае и сошедшего на время со своего трона царственного мецената (вроде короля Людвига I Баварского)[49]. Музей расцветал в условиях, когда общественность претерпевала все большую дифференциацию. Совсем скоро позволен будет и вопрос, кому принадлежит искусство – государству или государю. Вопрос для начала XIX века весьма деликатный, особенно если учесть его радикальное решение, предложенное Французской революцией, – прецедент изъятия у частных владельцев произведений искусства с последующей передачей их государству, что позволило сделать Лувр первым публичным музеем Европы. В США дело обернулось иначе вследствие личной щедрости богачей и сверхбогачей эпохи, прозванной Марком Твеном позолоченным веком (gilded age), которые с 1870‑х годов форсировали создание музеев. Постройка многих музейных зданий финансировалась смешанным образом, одновременно из частных и общественных средств, коллекции же в большинстве своем приобретались на торгах частными коллекционерами. Сама Америка обладала лишь незначительными старыми фондами. Формирование ее собраний шло в тесном симбиозе с развитием художественного рынка по обе стороны Атлантики. Этот рынок способствовал созданию новых коллекций и в Европе.