3. Цезуры и переходы
Если не быть приверженцем мистической идеи о существовании некоего единого духа времени (Zeitgeist), который выражается во всех проявлениях жизни эпохи, то при периодизации требуется решить вопрос о различном характере исторических периодов на территории разных культурных пространств[198]. Цезуры в политической и экономической истории в большинстве случаев не совпадают. Начало и конец определенной эпохи в искусстве в целом, как правило, не соответствуют порогам, которые можно распознать в процессе социально-исторического развития. Социальная история подчас старается не вступать в споры о периодизации, негласно перенимая общепринятую периодизацию по политическим эпохам. Однако невозможно игнорировать голоса, предостерегающие от излишней переоценки событийной истории. Эрнст Трельч, выдающийся теолог и историк идей, не придавал ей особого значения. Проанализировав размышления Гегеля, Конта, Маркса, Курта Брейсига, Вернера Зомбарта и Макса Вебера о моделях эпох, основанных не на событийной истории, он пришел к выводу, что «действительно объективная периодизация» возможна «только на основе социальных, экономических, политических и правовых фундаментов», притом что на первое место должны быть поставлены «великие силы стихий»[199]. Но и Трельч не считал, что эти элементарные стихии способствуют однозначной периодизации истории, четко размежевывающей отдельные отрезки времени.
У Эрнста Трельча речь шла об истории всей Европы, а не отдельной нации. В рамках отдельно взятой национальной истории еще можно с определенной уверенностью прийти к согласию о датировке ключевых переломных моментов. Сойтись на эпохальных точках отсчета, обладающих весом для всей Европы, является более сложной задачей. Немецкая перспектива тоже выглядит обманчиво, поскольку резкие переломы в истории Германии Нового времени не были характерны для других европейских стран. Так, например, политическая история Великобритании, на которую даже революционные события 1848 года не оказали большого влияния, отличалась такой степенью постоянства, что историография до сих пор использует для обозначения эпохи выражение «Викторианская». Не только научно-популярные издания ориентируются, таким образом, на период правления королевы Виктории, стоявшей во главе конституционной монархии с 1837 по 1901 год. Англия пережила свой революционный перелом намного раньше, в ходе двух революций в XVII веке. Французская революция 1789 года не повлекла за собой тех великих потрясений, которые расшатали порядки континентальной Европы. Не 1789‑й, а 1783 год стал важной отметкой в книгах по британской истории. В этот год Великобритания окончательно потеряла свои североамериканские колонии. Поэтому британцы придавали и придают гораздо меньшее значение рубежу XVIII и XIX веков, чем это делают, к примеру, во Франции, Германии или Польше. В Великобритании XVIII век переходит в XIX сквозь события Наполеоновских войн гораздо менее драматично, ведь военные действия велись по другую сторону Ла-Манша.
Если определение одного единого периода только для европейской истории уже представляет собой спорную задачу, то найти адекватное решение для периодизации всемирной истории еще сложнее. Даже даты знаменательных политических событий здесь окажут лишь слабую помощь. Никакой – единственный – год до наступления XX века невозможно выбрать в качестве эпохального перелома, действительного для всего человечества. Оглядываясь в прошлое, можно оценить Французскую революцию как событие, оказавшее всеобъемлющее влияние на дальнейший ход истории. Однако свержение с трона и казнь государя одного среднего по величине европейского государства не стали событиями мирового значения. В Восточной Азии и Тихоокеанском регионе Французская революция долгое время оставалась незамеченной. В 1888 году французский философ и историк культуры Луи Бордо отмечал, что в глазах четырехсот миллионов китайцев Французской революции не существовало, соответственно, можно усомниться в ее значимости[200]. Не столько революционная программа и ее реализация внутри Франции повлекли за собой непосредственные последствия для внешнего мира, сколько распространение этой программы в ходе военной экспансии. В Америке (за исключением колоний Франции в Карибском море) и в Индии внимание привлек в первую очередь военный конфликт между Наполеоном и Британией, а не Французская революция. Даже начало Первой мировой войны никак не коснулось многих уголков земного шара. Только конец войны привел в 1918 году к всемирному кризису, сопровождавшемуся всеобщей эпидемией гриппа[201]. Первым событием, имевшим поистине глобальное значение для мировой экономики, стало начало мирового экономического кризиса в 1929 году. Потребовалось лишь несколько месяцев, чтобы производители и продавцы всех континентов ощутили последствия резкого падения курсов на Нью-Йоркской бирже. Начало Второй мировой войны, в свою очередь, разворачивалось поэтапно: для китайцев и японцев она началась в июле 1937 года, для Европы к западу от советской России – в сентябре 1939-го, а для остальной части мира – в 1941 году, вместе с нападением Германии на СССР и Японии на США. События Второй мировой войны затронули Латинскую Америку и территорию Африки южнее Сахары в гораздо меньшей степени, чем события Первой мировой. До 1945 года ни одно событие глобальной политической истории не было воспринято всем человечеством в одинаковой степени. Лишь окончание Второй мировой войны стало отправной точкой общей событийной истории мира.