Среди заслуг экологического подхода следует выделить то, что он позволяет обострить взгляд на процессы, протекающие во фронтирах. Описать фронтиры статически едва ли возможно. Они представляют собой социально-пространственные образования, приводящие в действия изменения, для обозначения которых даже выражение «социальные преобразования» кажется недостаточно емким. Эти процессы могут быть различных видов. Наиболее распространены из них были два.
1) Пересечение экологических границ характеризует так называемый «трансфронтирный процесс», заключающийся в передвижении групп населения с одной стороны фронтира на другую. Хороший пример – появление трекбуров в Южной Африке последней трети XVIII века. Когда плодородных земель на побережье Капской колонии стало не хватать, многие белые люди, владеющие языком африкаанс, отказались от интенсивного земледелия европейского типа и приняли полукочевой образ жизни. Некоторые из них (по имеющимся оценкам, примерно десятая часть) примкнули к африканским общинам. К началу XIX столетия люди смешанного происхождения, гриква, образовали собственные социальные организации, города и даже полугосударственные структуры (Западный Грикваланд и Восточный Грикваланд). В Южной Америке также были примеры «трансфронтирных» групп населения: в данном случае они пересекали границы не по причине скудности их ресурсов, а благодаря избытку животных, наличие которых позволяло процветать охоте и разведению скота и лошадей. Тем не менее много схожего между Африкой и Америкой существовало, прежде всего в том, что сообщества, пересекающие границы, населяли внутренние районы государственных образований, не испытывая на себе внешних форм управления. Характерным для них было также этнобиологическое смешение колонистов и местного населения, которое только в XIX веке стало регламентироваться расовыми доктринами. Другими примерами могут служить свободные добытчики (буканиры, buccaneer), населявшие Карибский бассейн, или вооруженные банды буш-рейнджеров (bush rangers) в Австралии, которые состояли по большей части из беглых преступников и были уничтожены благодаря правительственным мерам в 1820‑х годах[23].
2) Огосударствление фронтира: государство выступало на первый план, как только речь заходила о гарантии прав земельной собственности. Этот процесс заявлял о себе, даже когда колонизация и овладение фронтиром изначально успешно обходились без постоянного присутствия военных сил и без исключительного применения действующих юридических процедур для принятия решений о преступном или законопослушном поведении населения. Уже в раннее Новое время вклад властей применительно к фронтирам повсеместно заключался в том, что государство легализировало фактическую оккупацию территорий колонистами в целом и отказывало местному населению в каких-либо существующих правах на собственность. Режимы, установленные в зонах фронтиров, различались по степени основательности, с которой государство занималось кадастровым учетом и предшествующими ему процессами межевания и установления границ земельных участков. В частности, на «Диком Западе», где, по расхожим представлениям, господствовала анархия, раздача и гарантии собственности земельных участков уже на самой ранней стадии освоения строго регулировались. При этом государство редко оказывало непосредственное влияние на концентрацию земельных владений. Американские фронтиры с их, казалось бы, неограниченным предложением земли делали принципиально реализуемыми утопические идеи о всеобщем благосостоянии путем относительно равномерного распределения земельных участков. Это было мечтой Томаса Джефферсона: общество без нижних слоев, освобожденное от уз нужды. Показательным в этом отношении является иной подход к использованию земель в Аргентине и Канаде. В обеих этих странах территория фронтиров вначале рассматривалась как общественная собственность. В Канаде предлагаемые земельные участки разбирали мелкие сельскохозяйственные предприниматели, склонные к риску и готовые к максимальной мобильности. Уже на раннем этапе здесь начались спекуляции земельными участками. В Аргентине же, напротив, земля попадала в руки крупных землевладельцев. Арендаторы этих земель часто получали их на привлекательных условиях, но в длительной перспективе фронтир разочаровал тех, кто ожидал от него формирования эгалитарного общества. При наличии сходных климатических условий и экономических отношений на мировом рынке в Аргентине и в Канаде развились разные структуры собственности на землю. Причина отчасти в том, что аргентинское государство с самого начала проводило политику, ориентированную на рост экспорта, тогда как у канадских политиков на передний план выступали социальные цели и задачи. Правящие канадские олигархи не интересовались приобретением земельной собственности, а в Аргентине это было именно так[24].