— Так это же просто чудесно! — радостно воскликнула она. — И когда Паола справится с горем и успокоится, думаю, она придет к тому же выводу.
— Она справится, — охотно согласился Дик. — Справится. А как у тебя дела, дорогая? — спохватившись, добавил он. — Чем ты занималась все это время?
Вспомнив слова Валери, что папа не любит тайн, Хейзл открыла было рот, чтобы поведать Дику о своих успехах и замыслах, но передумала. Она сказала себе, что еще придет время громогласно объявить, сколько фунтов потеряла и как заставила себя наслаждаться нагрузками, или рассказать об уверенности Расселла, что он сможет сделать ее историю основой яркой книги. Тем более что с ее стороны было бы крайне бестактно сообщать столь радостные известия, ведь Дик находится в доме, погруженном в скорбь и печаль. Кроме того, разве ей не хочется преподнести мужу сюрприз? изумить его?
В течение многих лет Хейзл не уделяла своей внешности много внимания, разве что старалась прилично выглядеть, но встреча в ресторане нанесла огромный урон ее уверенности в себе. Грубые замечания Делии и Мэгги заставили ее посмотреть на себя другими глазами. Совершенно обыкновенная женщина, которой выпала удача выйти замуж за необыкновенного мужчину. Из чего проистекает начало конца. Это всем известно.
Хейзл постоянно встречала газетные статьи о мужьях, которых переставали устраивать жены, и они меняли их на более молодых и привлекательных особ. И хотя Хейзл ни на мгновение не посмела усомниться в крепости моральных устоев Дика, которые не позволят ему опуститься до подобного, тем не менее она должна сделать все, что в ее силах, дабы избавить мужа от любых искушений!
Покидая Лондон, он попрощался с пухлой, неряшливо одетой женой. Так пусть вернется к подтянутой и привлекательной женщине, которая может — пока только теоретически! ~ стать автором прибыльного бестселлера о диетической кухне! Почему бы не помечтать?
— Я? — Хейзл сделала вид, что растерялась, и бросила на себя победный взгляд в зеркало, что висело в холле. — Ну, ты же знаешь меня, Дик. Ничем особенным я не занималась.
8
Такси, скрипнув тормозами, остановилось перед особняком, и Дик, вынув из бумажника три хрустящие купюры, протянул их водителю, который весело подмигнул ему.
— Вот это да! Очень любезно с вашей стороны, сэр!
— Спасибо, что доставили меня, — сдержанно улыбнулся Дик, подавив инстинктивное желание добавить, как радуется возвращению. Судя по той скорости, на которой таксист гнал по пути из Хитроу, ему явно не давали покоя лавры чемпионов ралли.
Дик захлопнул за собой дверцу, оказавшись в сумерках раннего вечера. Они сгущались на удивление быстро, и Дик с наслаждением вдохнул весенний воздух. Он скучал по Англии куда больше, чем предполагал, и еще сильнее — по жене и детям. Он заметил обилие нарциссов, золотистые головки которых танцевали в подоконных ящиках и вдоль дорожки, и поднял голову посмотреть на окна своей квартиры, которые Хейзл неизменно украшала радугой весенних цветов. Заметив, что в этом году нет ни одного цветка, Дик удивленно вытаращил глаза. Ни нарциссов, ни тюльпанов, ни даже гиацинтов, по поводу которых Дик часто шутил, что Хейзл подбирает их под цвет своих глаз. Ни одного!
Как странно, подумал он, отпирая тяжелую парадную дверь. Забыв о лифте, Дик, перескакивая через две ступеньки, взбежал по лестнице, таща пузатую сумку и чемодан с такой легкостью, словно те пустые, хотя были под завязку набиты подарками для Хейзл и девочек. Оказавшись перед дверями квартиры, он собрался постучать, но передумал. Он хотел преподнести сюрприз и дочкам, и жене.
Посмотрев на часы, Дик попытался угадать, чем они сейчас занимаются. Семь часов вечера. Он с пронзительной ясностью вспомнил своих близких, еще раз подумав, как ему их не хватало. Сейчас девчонки, скорее всего, сидят за домашними заданиями, а Хейзл, как обычно, помогает им; четыре светловолосые головки склонились над математикой, которая всем Треверсам — кроме Летти и Дика — давалась нелегко.
Или же, может быть, заканчивают ужинать, дружно болтая за столом, усыпанным цукатами и крошками. Хейзл, наверное, приготовила одну из своих изумительных запеканок... Дик сглотнул слюну. Хорошо бы. И хотя, пока он был в отъезде, кормили его очень вкусно, со стряпней Хейзл ничто не может сравниться.
Дик тихонько прикрыл за собой дверь и бесшумно поставил на ковер сумку и чемодан, после чего удивленно вскинул брови. Вместо привычной детской болтовни, смеха и чириканья до него из коридора, что вел в гостиную, донеслись тяжелые басовые аккорды и незнакомая джазовая аранжировка. А затем он услышал смех, который показался ему и знакомым и в то же время таким странным, что у него невольно замерло сердце. Смеялась Хейзл.
Дик удивленно сдвинул брови, пытаясь понять, почему ее смех звучит так странно, и услышал другой смешок, на сей раз более низкий и хрипловатый, принадлежащий, без сомнения, мужчине. Что за черт? — подумал Дик, пытаясь подавить легкое раздражение, ибо надеялся, что его встрече с семьей никто не помешает. Кто из общих друзей вызвался помочь Хейзл скоротать вечерок?
Дик тихонько двинулся в сторону гостиной, заинтригованный и основательно смущенный, ибо, предполагая, что за картина откроется его глазам, он почему-то испытывал растерянность. О, он конечно же ни в чем не подозревает Хейзл. У него никогда не было оснований не доверять жене, он даже представить себе не мог ее в двусмысленной ситуации. Хейзл не из тех женщин, которые могут предать. Но, когда Дик возник в дверном проеме и увидел представшую его глазам сцену, сердце у него ухнуло куда-то и закружилась голова.
Хейзл и Расселл Тэпхаус распивали бутылку весьма дорогого шампанского. Хейзл фривольно раскинулась на одном из зеленых диванов, а Расселл покорно сидел у ее ног, хотя Дику потребовалось несколько секунд, дабы убедиться, что перед ним в самом деле Хейзл.
Ибо он не узнал собственную жену! Как раз в эту секунду Хейзл томно протянула руку, коснувшись щеки Расселла, но Дик был настолько поражен ее изменившейся внешностью, что этот интимный жест потряс его куда меньше. Боже милостивый, подумал он, не чувствуя под собой ног, что она с собой сделала?
Какая-то доходяга. Ну, не в полном смысле слова доходяга, но со времени его отъезда основательно похудела. И если раньше бедра Хейзл убедительно свидетельствовали, что она выносила и родила троих детей, то теперь они стали куда женственнее и соблазнительнее. Видно было, что она основательно занялась собой, ибо живот стал плоским, а груди, очертания которых ясно виднелись под легким васильковым свитером, заметно пополнели...
Этого свитера я раньше не видел... — растерянно отметил Дик. Как и новые голубые джинсы, которые плотно облегали волнующие выпуклости ягодиц Хейзл. Но больше всего Дика поразили ее волосы. Ибо длинные шелковистые пряди цвета сливочного масла, в гущу которых он любил зарываться лицом, были безжалостно обрезаны и едва доставали плеч. Кроме того, Хейзл обзавелась и челкой, привлекавшей внимание к ее подведенным глазам, которые стали казаться больше и выразительнее, чем раньше.
И в то же время в них появилось чувство вины, с внезапным презрением подумал он, когда в упор разглядывал их сапфировую глубину. Рука Хейзл, отяжелев, соскользнула с щеки Расселла, а сама она подскочила, как от укола. Да, она в чем-то виновата, мрачно подумал Дик. Он едва ли не обонял запах вины, висящий в воздухе.
— Ну, здравствуй, Хейзл.
Ее реакция оказалась медленнее, чем обычно, но обычно она не позволяла себе три бокала шампанского подряд. Хейзл замерла, выпрямившись, и с ее раскрасневшихся от алкоголя щек сполз румянец.
— Д-д-дик, — запинаясь, произнесла она с испуганным видом ребенка, которого поймали, когда он запустил руку в банку с вареньем. — Я н-н-не ждала тебя.
— Что и видно, — презрительно согласился он. Подавив приступ ярости, которая никогда еще с такой силой не посещала его, Дик бросил холодный взгляд на Расселла, который уже успел подняться.