Он машинально взял чашку, подул и сделал глоток.
«И какого байта я вас спрашиваю?!» – мысленно воскликнул Шохов.
Чай остыл до комнатной температуры, хотя полминуты назад был обжигающим. Толстяк еще раз недоверчиво отхлебнул, потом осторожно поставил чашку на заменявшую ему стол тумбочку.
«Не иначе, сглазил, – заволновался он. – Может, я уснул на несколько минут и сам не заметил? Ага, а зал с колоннами мне приснился. Ерунда какая-то. – На всякий случай Валерий ущипнул себя за руку. – Больно, однако. Так, так, отчего мог замерзнуть чай? Кстати, «мороз» в этом словаре имеется?»
Знакомое слово обрадовало исследователя, поскольку оно ничуть не отличалось от английского.
- Конечно айс, мог бы и не смотреть. Айс он ведь и в Африке айс!
Чашка не выдержала его восторга и со звоном разлетелась на две части. Ее содержимое осталось на столе в виде коричневатого куска льда в форме лопнувшей посуды.
- А вот это уже серьезно, - он взял затвердевшую жидкость в руку. Ледяной «куличик» холодил ладонь, от тепла которой вниз упали несколько капель чая. – Померещиться может что угодно, но с тактильными ощущениями не поспоришь - у меня в руках заледеневший чай. Факт остается фактом. От него просто так не отмахнешься.
Разговор с самим собой выдавал взволнованность. Обычно, когда мужчина работал над сложной программой и испытывал большие проблемы, он начинал проговаривать свои действия. Иногда помогало.
- Когда уволят за прогулы, смогу в цирке выступать, фокусы за большие деньги показывать. Но почему-то не покидает ощущение, что меня кто-то дурачит… Кстати…, - Шохов поставил лед рядом с компом, вытер руки о футболку и набрал слово «дурачить».
- Stultus, - перевел ноутбук, а экспериментатор по инерции озвучил.
Не заметив никаких изменений, он обернулся. Ни стена, ни спинка дивана не поменяли даже цветовых оттенков, все осталось на своих местах.
- Этот словарь, похоже, надо мной издевается: хочет - показывает фокусы, а хочет - забивает по полной на все мои потуги.
Валерий теперь ожидал чуда от каждого произнесенного слова и слегка расстроился, когда его не произошло. Он снова потянул руку к клавиатуре и, увидев ее, резко отдернул. Кисть была чужой – тонкой, холеной, с крашеными ногтями. В душе исследователя моментально поселился липкий страх, толстяк вскочил с дивана и побежал к зеркалу.
Пыль, с которой он так усердно боролся сегодня, на зеркале осталась нетронутой, но и через нее было прекрасно видно… Шохов долго рассматривал отражение, не зная, то ли падать в обморок, то ли ржать как лошадь. Судорожно ощупав себя на груди и в паху, облегченно выдохнул, а потом не выдержал и разразился полуистерическим хохотом.
На ощупь все оставалось прежним, а вот в зеркале стояла стройная брюнетка с огромной грудью, тонкой талией, явно перекачанными силиконом губами и шикарной кормой. Хохотал экспериментатор до тех пор, пока снова не увидел в зеркале самого себя.
- Представляю, прикинуться такой фифой и - на дискотеку, подцепить парня, а потом – сю-ю-юрпри-и-из! Вот был бы розыгрыш! Надо еще попробовать. Девица больно смазливая получилась, настоящая Барби!
Толстяк по памяти повторил по-латыни «дурачить»– ничего. Несколько раз произнес «айс» - тоже без результата.
- И какого рожна? – задумался мужчина, возвращаясь к дивану. – Опять причуды латыни? Трудно стать любителем мертвого языка, если он ведет себя так капризно.
Программист решил досконально повторить самый удавшийся эксперимент и прочитал перевод слова «мороз». Лужица возле застывшего чая заледенела.
«И в чем разница? – задумался Валерий. – Там было зеркало, а тут нет?»
Он проверил еще несколько вариантов - изменения происходили лишь в том случае, когда он видел слово на экране. Напрашивался вроде бы один вывод: техника ему досталась непростая.
«Нет, дело не в компе», - Шохов осмотрелся по сторонам в поисках чего-то пишущего.
Он снова подошел к зеркалу. На запыленной поверхности написал три латинские буквы и трижды их произнес. Стекло тут же покрылось толстым слоем инея и треснуло.
- Ни *** себе! – не сдержался толстяк, озвучив другие три буквы из родного. – А ведь зеркало не к добру трескается.