Член Андрея снова набух. Янтарная головка устремилась в сторону изгадившей свою попку малышке. Ее карие глаза смотрели на лужи крови, поэтому она вздрогнула, когда рядом оказался он. Подхватил за налитые холодным потом подмышки. Маленькая и испуганная она не сводила взгляд с анемонов ран и луж темной крови. Член вошел грубо, она чувствовала боль от долбежки в ее девственное лоно, крик замертвел в иссохшем горле. Закапали слезы. Фаллос, словно стальное дилдо, рвал ее вагину, долбя до самой матки, из нее стекала охрой кровь. Пизденка чмокала от необоримой силы и цикличных равномерных вхождений хуя насильника. Тревожный взгляд девочки обратился с мольбой к его глазам. Полуоткрытые веки плевались огнем безумной страсти. Чмок, чмафк, чмак, чмяфк, чмявь, чавк, чмак. Струится кармин по узким бедрам, смешиваясь на ляжках с горчичным поносом.
Неожиданно толстозадая заверещала и вскочила на одну ногу. Вторую вытянула вбок. Меднососковая девчушка ошалело оглянулась на нее и впилась зубами в брюхо. Толстозадая запустила в ее волосы свои короткие пальцы. Мотая голову противницы, коленкой стукнула по маленьким грудкам. Та беспомощно заскулила и отпустила теплое мяско толстозадой. Скулеж только усилил злость, и все крупное тело навалилось на поверженную. Клоки густых волос сыпались на охру крови. Гулкие удары по животу, бочкам, сиськам, подбрюшью нарушал мерный хлоп о створки раскуроченной пизденки.
Только, когда упала на холодный и скользкий от поноса и кровь пол, завопила от боли белокурый ангелочек. Лучась квазарами страсти, мучитель нежно наступил на корсет ее ребер. Тельце задергалась в кукурузной жиже.
— Афар ав варвавр ваарааааааа!
Взахлеб булькала девица, источая горький пурпур из невинного рта.
Андрей, заметив отсутствие шатенки, принялся наносить толстозадой удары ногами по крестцу. Коралл еще не брызнул семенем в женское нутро. Девка загоготала от пинков и повернулась красным лицом. Эта былая ее ошибка. Получив коленом, по жирному лицу, она свалилась на забитую ее девчонку. Волосатая пизда зияла язвой на рубин коралла. Пахло мясным паром и дерьмом.
Андрей стянул за ноги последнюю жертву. Она потеряла сознание, даже сломав руки и ноги, обагренный кровью герой, не услышал от нее песнь страдания. После этого он выпрямился и, сжигая глазными котлами пепел мертвых тел, изнывал от видений. Нектарники с зернистыми стручками вились в яйцах огня. Лопались они, сливая обглоданные ключицы, ребрышки, бедрышки, косточки в пламя синей сыпью. Замыкались ядра на местных горизонтах. Их слюна и гавкалки пробудили его.
Побрел он вон.
Его ступни жгли черные угли. Руки свисали терракотовой плетью.
Автоматически открылась дверь в мой Сад.
5
Желатиновое яйцо блестело ракушками. Они, полные сиреневой слизи, с громким писком вбрасывали ароматические клубочки дыма. Слизь капала на комья почвы. Яйцо «дышало» через алую дырку. Ее мясистые складки в кустиках роз щелкали язычками в предвкушении яств.
Кравчий, автоматизированный механизм, разносил питательные человеческие органы и жидкости. Его кожно-мышечный хоботок приник к жаждущей щелине. Та охнула, втягивая прогорклый коктейль из крови и этилового спирта. Смесь была поглощена без остатка.
Аппетит яйца возрос, тогда кравчий длинным многосуставчитым пальцем стал запихивать, смоченные в лимфе ломтики человеческих хрящей и жира. Палец в завершение трапезы смазал костным мозгом и сукровицей складки желатинового овала. Сытый, в дымке из мягких ароматов, он стал проявлять знаки внимания человеку, извергая запах гниения из своей кушальнецы и утробно урча свои любимые песни.
Сосед по саду, состоящей из белых полос и пятен на тёмном фоне, напоминал своей продолговатой формой кабачок. Его размеры не уступали крупному желатиновому яйцо. Меню его было из детских экскрементов. Унавоженный, он источал трупную вонь, сжимался в орган цилиндрической формы, лоснясь воском. Все внимание его было обращено в свои корни и в игру с формой. Человек его не интересовал.
Пахучий и отвратительный запах висел лохмотьями белой пены и над гривастым стручком. Его грива вся в ярких узорах служила предупреждением возможным хищникам. Коробочка прямо торчала из окученной земли. Ее бирюзовый окрас контрастировал с кабошонами сапфировых семен. Малахитовый брюшной шов был слегка приоткрыт. Кравчий полил стручок раствором. Он должен был впитаться травянистой гривой. Лодочкообразные створки были главным источником запаха прокисшей плоти. Человек не смог бы и на метр приблизиться к этому гривастому полурастению-полуживотному.
Стручок, кабачок и яйцо росли в окружении многолетней травой. Ее корневища, луковицы, клубни обильно орошали кровью младенцев. Преимущественно ее выдавливали из мальчиков. Свет, питание, влага и простор позволяли расти ей быстро. Только собратья останавливали этот ни чем неконтролируемый рост. И так было со всеми. Не все растения Сада покоились в почве, благодушно созерцая свои подземные органы. Были и те, кто находился в движении и охотился на людей. Людей мы готовили для них по-разному. Зачастую еда подавалась живьем. Не все сначала терзали жертву. Некоторые совокуплялись с ней. С этими и другими схватками обитателей моего сада и людьми столкнулся мятежный дух Андрея.
Человеку нельзя было осмотреть с той точки, где стоял в ожидании Андрей, весь Сад: густая трава возвышалась на метра три. Этим пользовались наиболее смертоносные обитатели Сада: те, что могли самостоятельно передвигаться по нему в поисках пропитания. Они были опасными для невооруженного человека. К тому же помимо губительных свойств их тел местные твари обладали еще и интеллектом.
Сквозь вертикальные слои зарослей цвета истолченной спаржи просыпался крик. Второй раз он зазвучал громче и ближе. Кричала женщина, шум чего-то большого, продирающегося сквозь стену растительности, приближался к тому месту, где стоял мужчина. Гвалт остановился в нескольких метрах за стручком. Андрей крадучись обошел его и заглянул за увлажненные сотни гигантских стеблей.
Он увидел арахнида за процессом ухаживания. Хелицеры издавали щелкающие звуки, вторя убаюкивающему мурчанию яйца. Любовный стрекот цимбиума дополнял гармонию этой песни. Стального цвета брюшко источало нить паутины. Ее кобальтовая синь летела на притихшую и укормленную ядами женщину, одевая голову, руки, груди-вишенки, круглый животик в плотную паучью ткань. Лохматое лоно оставалось вне этих действий, раскачивающих лазуревую головокрудь, как шторм каноэ. Ловко шныряли шесть пинцетных лапок. Одна из них достала со спины кокон. В нем было маленькое тельцо. Изогнутая нога представила его к губе. Ротовое отверстие вытянулось между рядами мелких, залитых патокой слизи, хелицерами и стало сосать кисель из кокона. В это время перестала виться паутина, тогда опорожненный сосуд Дьюара подросткового тела полетел за острые верхушки толстых стеблей. За этой спаржевой оградой раздался топот и рык.
Арахнид не обращал внимания на это. «Турецкий огурчик» брюшка, выпустившего всю паутину, ладно поблескивал бирюзой. Взгляд Андрея приютил бута. Шелк этого узора остановил свой хоровод. Спеленатая женщина повисла в двух лапах, протоки семенников приоткрылись на брюшке и из них толчком дернулся цимбиум. Он отливал умброй, полнился и приподнимался. Бурый кончик бодро вошел в черный треугольник. Копуляция начала раскачивать качели. Паутинки от столь активной работы цимбиума порвались, но ноги юрко поймали прядильную ношу. Последняя фаза агрессивного погружения в сырую норку — разорванное надвое женское тело неуклюже полетело в рычащую чащу. Ошметки внутренностей и паучьей жижи забрызгали цветочную поросоль. Борьба и тявканье слышалось неподалеку, арахнид направил расположенные в два прямых ряда глаза на мужчину. Пьянящие нектарные вздохи цветов гипнотически корневили Андрея. Этот взгляд, монологично сверливший глазное дно наблюдателя, был холоднее, чем тень кромок кратеров Луны. Градины-бабочки глаз пальпировали скрытое тело.
Схватки затравья отвратили внимание паука, и он скрылся.
Тишина цепко вернула в свои объятья предметы и звуки. Андрею все мерещились скорые движения педипальп и ног арахнида, его деловитая ебля и затасканные орнаменты. Осторожно протискиваясь сквозь переплетенные острые края травы, Андрей минул место спаривания, удобренное серо-бледными трубками кишок.
Следующий участок был перерыт местным зверьем: разломленные и втоптанные в грязь коробочки, крыночки и мешочки. Эти пахнущие фекалиями плоды были смешанны с остатками арахнида. Он не смог одолеть более сильных хищников. Один из них был ранен и издыхал. Андрей подогнутыми пальцами тронул корчившегося пятилапового зверя. Две передние мохнатые лапы когтями рыхлили землю, задние сломаны и придавлены пробитым телом. Очень густая и длинная шерсть с серо-чёрным узором уже не дыбилась по-боевому. Кляксы крови нарушали симметрию центрического орнамента, а боль в кашу раздробленных костей выдавливала не рык, а изможденное блеянье.
Глаза Андрея смеялись. Чистый от дум и мыслей он удалился из этой арены, пропитанной поражением. На границе двух огородов его остановил смрад.
Он узрел следующие мистерии: длинномордые, с изогнутыми вверх клыками, собратья пятилапового повернули пятоки в сторону чужого. Они были помесью бородавочника и лесной свиньи. Помимо этого их уровень агрессивности был специально генетически завышен. Они перестали жрать хрящевые плоды вислоухих розоцветных кустов. Двое из семи этих палевоклыкастых особей яростно кинулись на Андрея. Но жестокой расправы над чужаком не случилось. Она не состоялась, так как один из репликантов или слуг Сада обоюдоострым тесаком отсек свинячью мордень. Без лишних движений вспорол и второго. Клинок в кровавом жире концом уперся в сторону живых кабанов. Недовольное сопение и пыхтение, брызги жеванного пара, мотание набитых салом морд — все что они могли противопоставить мускулистому андрогину, вооруженному холодным оружием. Их решением было оставить вызов без ответа, и довольно резво они скрылись в чащобе.
Андрогин был без одежд, волос, половых органов и сосков, широк в кости, высок и строен. Он доверчиво улыбался, когда начал разговор:
— Все же хорошо, что я оказался рядом. Я вижу, что вы тоже биообъект…
Второе предложение было скорее вопросом, чем утверждением. Его собеседник не отвечал. Видя, что спасенный им «биообъект» не разговорчив и эмоционально холоден, андрогин понял, что никакой благодарности не получит и вероятно за этим молчанием могли крыться дурные намерения: будь то возможное нападение или же попытка иначе навредить ему. Тесак, опущенный и упертый в землю, снова оказался в руках. Андрогин стал еще более доброжелателен и в голосе появились нотки фальши, раздраженный этим он повысил голос:
— Он стал производить и владеющих языком. Не знающие как говорить не отличаются от этих (указал в сторону ретировавшихся свиней). Ни чем не отличаются. Ты меня понимаешь? Ответь…
Пустынь беззвучья гнездовала на кустах, шелестело спаржевое полотно.
— Да. Ты один из них. Бессознательное животное.
Презрительная гримаса. Дикий гавкающий хохот Андрея. Андрогин отвел тесак в сторону, чтобы отсечь голову. Его противника спасло копье, неожиданно пробившая грудь. Безволосый только пискнул и рухнул на кусты. Бросивший был горбуном с густыми волосами в паху и торчавшем пенисом. Убитый хоть и был без первичных половых признаков, но вывод шлаков из организма для него никто не отменял. Вытащив из груди копье, волосатый горбун его бездумно бросил прямо к ногам Андрея, перевернул тело и с помощью покрытых цыпками рук всунул свой обрубок в анус. Грязные космы углем скрывали горящие сладострастием глаза навыкате. Фрикции сопровождались сдавленными охами одобрения и шлепками по ягодицам. Ему было тесно и приятно.