Евдокия спала, не зная об этом страшном присутствии. Когда она проснулась и увидела приготовленное зрелище перед ее окнами, то поняла, не спрашивая, какой бич прошел около нее во время сна,— одного взгляда было достаточно, чтобы узнать правду.
В 1710 году был послан в Суздаль для набора рекрутов Степан Глебов, молодой, красивый и богатый вельможа; он увидал Евдокию, с первой встречи в нее влюбился и употреблял все средства, чтобы приблизиться к ней. Даже духовник предложил Евдокии познакомиться с царским посланным и принес от него в подарок великолепных соболей.
Евдокия медлила дать свое согласие на его представление: она предчувствовала страшную опасность, на которую шла. Но Глебов был очень богат и предприимчив; окружающие царицу ее любимые монахини, будучи неравнодушны к его богатым подаркам, добились наконец того, что царица согласилась его принять.
Это свидание решило участь Евдокии; Глебов был прекрасен и смел, он сочувствовал ее страданиям. Ей не только льстило его упрямое обожание, он не только сумел ей понравиться, но даже возбудил в ней страсть безумную...
Разведенной царице не ставили в преступление эту любовь, тем более, что Петр, так ее унизивший, был женат во второй раз.
Услужливые шпионы поспешили донести об этом Петру; явились в доказательство любовные письма Евдокии к Глебову, которых склад и приемы — более риторские, выисканные, нежели простые разговорные, как следовало ожидать от Евдокии, получившей тогдашнее образование, так что можно подозревать подделку их к ее обвинению. Как бы то ни было, но письма эти, истинные или поддельные, были угрожающим орудием в руках Петра, не постыдившегося опубликовать их манифестом 5 марта 1718 года.
Судя по манифесту Петра, их связь продолжалась 8 лет; но мы видим из безутешных писем царицы, как мало она видела Глебова в продолжение этих лет, что он сохранил для нее если не сердце [57], то, по крайней мере, безграничную преданность, что он и доказал, умирая под самой ужасной пыткой, не произнеся ни одного могущего ей повредить слова.
Начался известный Суздальский процесс, открылась связь Евдокии с Глебовым, тут уже Петр был беспощаден. Он так покрыл ее стыдом и унизил как женщину и царицу, что заставил ее признать публично свою преступную любовь. По его приказанию Евдокию привезли в Преображенское, на Генеральный двор[58], а также лиц, окружавших царицу, ее слуг, даже тех из монахинь, которых подозревали в близости к ней, и здесь Евдокии дали очную ставку с Глебовым.
Чтобы вынудить у царицы показание о возведенном на нее преступлении против святости супружеских обязанностей, при ней пытали других, что называлось тогда «на заказ». Устрашенная видом пыточных орудий и самих мучений, оглушенная воплями, криками и предсмертными стонами, слабая запуганная женщина приняла на себя вину и даже подписалась в том.
Марта 5 Петр велел читать публично перед высшими сановниками свой манифест, составленный согласно признаниям обвиняемых, подвергнутых пытке. Приговор произнесен в Преображенском на Генеральном дворе его министрами 14 и 16 марта.
Последовала резолюция осужденным. Глебов был подвергнут самым жестоким пыткам, превосходящим своей жестокостью пытки его товарищей. Когда он на Красной площади[59], обагренный кровью, во всем блеске своей молодости и своей сказочной красоты, главной причины его гибели, в последнюю ночь на 16 марта умирал в конвульсиях от страшной муки (он был посажен на кол),— рука, которую царица обливала своими слезами, не поднялась против нее: он не произнес ни слова и хранил то же геройское молчание, как и при нечеловеческих страданиях предшествующих дней. Только ближе к заутреням умолял он принести ему Св. Тайн для причащения, но его желание исполнить не смели, пишет один из свидетелей, монах Маркелл, который должен был дать отчет об его смерти.
Жизнь не спешила покинуть его молодое, полное здоровья тело; только после рассвета, когда уже солнце осветило купола Кремля, он испустил последний вздох[60].
Потомки Степана Глебова могут гордиться их предком без страха, если не без упрека.
Известно истории, что Петр захотел видеть пытаемых на Красной площади и имел постыдное мужество с ними говорить. Что касается Евдокии, то он не осудил ее на казнь; может быть, он боялся наказать ее публично: «казнить царицу» («Суд Божий») было бы политическим действием, на которое не решился даже его ужасный деспотизм. Все-таки он никого не пощадил из родственников своей жены[61].
57
Глебов был женат и имел сына; жена его показала редкое самопожертвование в течение многих допросов и имела мужество отвергать связь своего мужа с Евдокией, которую она старалась, насколько возможно, защитить и спасти.
58
Царица была привезена из Покровского монастыря Скорняко- вым, который застал Евдокию в светской одежде и произвел строжайший в монастыре обыск, при котором осматривал даже поминанья в алтаре и нашел (в Благовещенской церкви на жертвеннике) таблицу, в которой для помину вписана была не государыня
59
Но рассказам иностранцев, к Глебову подошел Петр и заклинал его всем, что есть святого, признаться в преступлении и подумать, что он скоро явится на суд Божий; Глебов, хладнокровно выслушав его, сказал ему с презрением: «Ты сколько жесток, столько и безрассуден; думаешь, что если я не признался среди неслыханных мучений, которыми ты меня истязывал, стану пятнать невинность и честь беспорочной женщины в то время, когда не надеюсь более жить. Удались, дай умереть спокойно тем, которым ты не даешь спокойно жить».
60
После смерти Глебова, преданная и любящая супруга его, по словам иностранных писателей, не пережила страшного горя — потери своего мужа и наложила на себя руки.
61
Ростовский епископ Досифей, заведовающий Суздальским монастырем, колесован. Многие сосланы в дальние монастыри, некоторые наказаны кнутом, розгами и с отрезанными носами сосланы в Сибирь. Одна княгиня из фамилии Троекуровых бита кнутом, другая, из рода Головиных, привезена была в Преображенское и на пыточном дворе, в кругу сотни солдат раздета и сильно высечена розгами. (Подроби, см. Устрялова, 6, 218...)