Пытки и розыски во время Петра процветали, и примеры жестокосердия его во время пыток встречаются беспрестанно. Казни отличались тогда какой-то артистической утонченностью в изобретении страшных и бесполезных мук. Колесовать, четвертовать и на кол сажать, а самая легкая — вешать и головы рубить, считалось за игрушку, последнюю исполнял и сам Петр. Его любимец Меншиков, этот вершитель судеб России, отличался необыкновенной способностью с одного удара отделять голову от тела, чем даже хвалился.
Корнилий де Бруин говорит, что нельзя не удивляться, с какой покорностью русские идут на казнь, которая совершается очень быстро, так, например, в 1707 году 1 декабря была казнь 30 человек, замешанных в Астраханском бунте; осужденные по шести человек ложились на плахи, и палач [79] отрубал всем головы не более как в полчаса, во время казни приговоренные к смерти, будучи даже не связанными, были тихи, как овцы. Подобно же ему говорит и Перри, который сам видел, как многие осужденные беззаботно и смирно шли на казнь с цепями на ногах и с зажженными восковыми свечами в руках. Проходя мимо толпы народа, они кланялись и говорили: «Простите, братцы!» Народ отвечал им тем же, прощаясь с ними. В таком состоянии духа они клали головы свои на плахи и со спокойным видом отдавали свою жизнь.
В селе Преображенском при Петре было множество застенков[80]. Карамзин говорит: «Среди огородов села Преображенского я с ужасом находил подвалы, темные подземные казематы и длинные коридоры, в которых производились пытки, делались, по современному выражению, нещадные розыски. Тайная канцелярия[81] день и ночь работала в Преображенском, в вертепах которого лились потоки крови»35.
Впоследствии в царствование Петра III пытка уже принимает ослабевающий характер, в это же время запрещается ненавистное выражение «слово и дело» и манифестом объявляется, что отныне это слово ничего не значит. Сказывающих это слово брать в полицию и наказывать как негодяев и ослушников.
В 1763 году 15 января Екатерина II, лично присутствуя в Сенате, приказала объявить повеление: «чтоб стараться как возможно кровопролитие уменьшить», и тогда только употреблять по закону пытку, когда «все способы не предуспеют». Окончательное уничтожение пытки, этого бесчеловечного установления, последовало в самом начале царствования Александра I [82].
Масса дел Преображенского приказа так велика, что обозрение ее должно бы составить специальную задачу, решение которой могло бы быть изложено лишь во многих и многих томах. И действительно, некоторые уже над этим потрудились, как, например, г-н Есипов и другие.
Мы же считаем себя обязанными для характеристики этих дел и всего их разнообразия привести хотя два, так сказать, противоположных дела. Когда был учрежден сенат и Петр отправился в персидский поход (1722 г.), оставивши сенат в Москве, в это время произошла ссора обер-прокурора сената Скорнякова-Писарева с сенатором подканцлером Шафировым. По прибытии в Москву царь прислал указ сенату, чтобы назначить суд над вышеозначенными лицами. Постановлением суда Шафиров был приговорен к смертной казни. Его в простых санях повезли со двора Преображенского приказа в Кремль, который уже с утра был наполнен народом. По прибытии на место казни и по прочтении приговора с Шафирова сняли парик и старую шубу и взвели на эшафот, но когда палач хотел приступить к делу, тайный кабинет-секретарь Макаров провозгласил, что император, в уважение заслуг Шафирова, заменяет смертную казнь заточением в Сибирь [83].
79
Берхгольц, Шапп и др. говорят, что русские палачи могут убить осужденного несколькими ударами кнута; они следуют некоторым правилам и учатся своему ремеслу следующим образом: насыпают кучу песка и бьют по ней кнутом так, чтобы один удар был параллелен другому. Должность палача была наследственна: он обязан был обучать своих детей сечь кожаные мешки и т. п. Был даже палач обер-кнутмейстер, который лично распоряжался при допросах и пытках; он же исправлял должность придворного шута. Берхгольц упоминает, что этот палач в 1722 году, в бытность в Олонце с государем, упал (пьяный) с лестницы, переломил три ребра и через несколько дней умер.
80
Не одни застенки служили местом пыток, но и река Яуза не миновала послужить для палачей времен Петра; по словам Корба, комнатная девица царевны Марфы Анна Жукова и Федора Калужкина, девица царевны Софьи, были утоплены в Яузе.
81
Георг Конисский говорит, что в Тайной канцелярии в Преображенском не принимались никакие посторонние доказательства и оправдания, ни письменные, ни свидетельские, ни совестные, т. е. под присягой, но производились испытания в ней самой. Не признающий себя виновным должен был принять и вытерпеть пытку в три приема разными орудиями, а затем огнем, посредством раскаленной железной шины, зажженной серы или смолы и т.п. (см. «Рус. архив», 1867 г., стр. 1148).
82
Пытки до самого своего уничтожения также производились и в Москве, в Сыскном приказе, бывшем у Калужских ворот, где находился острог; здесь они происходили в каменном сарае, в присутствии судьи. Кстати, упомянем, что Преображенский приказ был уничтожен при Петре II 4 апреля 1729 года, в самый приличный день — Страстную пятницу; но при Анне Иоанновне в марте 1731 года он опять восстановлен и получил название Канцелярии Тайных розыскных дел.
83
После Петр освободил Шафирова от ссылки в Сибирь: он содержался в Новгороде со своим семейством. Скорняков-Писарев был разжалован в солдаты с отобранием деревень его (впоследствии при Петре II бит кнутом и сослан в Якутск). В царствование Екатерины I за Шафирова сильно хлопотал герцог Голштинский (молодой муж Анны); он был прощен, возвратился в марте 1725 года в Петербург, милостиво принят государыней, но прежнего значения уже не получил.