Таким образом карантин, устроенный с разрешения правительства с благонамеренной целью, неожиданно сделался обителью раскольников беспоповщинской секты, число которых в самое короткое время увеличилось до того, что карантинных домиков стало мало. Чума помогла Ковылину и в этом случае. В Москве тогда осталось много домов совершенно опустелых; некоторые из них принадлежали обратившимся в федосеевскую общину. Ковылин велел, без всякого на то права, разломать эти дома, перевезти в Преображенское, и из приобретенных таким образом материалов построил обширные помещения, в которых и разместил своих членов. В это время он общим голосом был избран в настоятели, и на него возложено было заведование делами общины, а в случае надобности и ходатайство перед начальством.
Между тем язва миновала. Многие из живших у Ковылина обнаружили намерение возвратиться домой, в особенности люди семейные, но Ковылин старался внушить этим членам, что они венчаны в еретической церкви и браки их нечисты пред Богом, что они должны расторгнуть и вести жизнь безбрачную, какую ведут все члены федосеевского согласия.
Сильнейшим побуждением остаться в общине служило, между прочим, и то обстоятельство, что имение поступивших в нее во время язвы, как будет сказано, Ковылин хитро умел обратить в собственность общины. Что касается людей безбрачных, то они, ознакомившись во время своего пребывания с учреждениями общины, охотно оставались в ней; несмотря на требования жизни безбрачной, община смотрела весьма снисходительно на непозволенные связи с женщинами. Итак, община, основанная Ковылиным и Зенковым, не распалась и по прекращении чумы[203].
Удержав таким образом в общине тех, кого успел привлечь в нее во время моровой язвы, Ковылин пожелал дать ей вид монастыря и даже запретил федосеевцам называть ее иначе. Для соблюдения наружного сходства с монастырем он назначил всем живущим в общине особенную одежду: мужчинам — кафтаны, отороченные черным сукном, с тремя складками на лифе, застегивавшиеся спереди на восемь пуговиц, и сапоги непременно на каблуках; женщинам — черные бархатные или плисовые повязки на голову, черные китайчатые сарафаны и такого же цвета платки.
У Ковылина и Зенкова был верный расчет — продовольствовать поступающих в общину на их же средства, который им вполне удался. Перекрещивая приходящих, они обыкновенно предлагали им для спасения души посвятить Богу свое имущество; страшные явления смерти, которые были тогда у всех перед глазами и на которые им при этом указывали, придавали особенную силу их убеждениям. Больные и умирающие охотно делали Ковылина полным распорядителем своих достояний. Имущество, собранное таким способом, было очень велико. Ковылин для доставки кирпича из своих заводов имел много лошадей, которые и были употреблены на перевозку жертвуемых имуществ; все, что было в домах,— иконы, бархат, парча, наличные деньги — все свозилось к Ковылину и Зенкову; извозчики, которым было поручено это дело, по рассказам детей их, «так искусно очищали дома, как будто в них никто и не жил, и все, что брали, доставляли в целости Илье Алексеевичу, потому что считали смертным грехом утаить что-либо». Свезенное имущество — парча, ткани из серебра и золота, которыми некогда щеголяли москвички, дорогие оклады с икон — Ковылин обратил в прочный капитал, т. е. в слитки серебра и золота; наличной же монеты было собрано так много, что запас ее весьма долго не истощался в кассе кладбища.
Глава XIII
Обогащение кладбища и увеличение прихожан его.— Связи Ковылина с московскими вельможами и беспокойство митрополита Платона.— Преображенское кладбище получает название Богадельного дома.— Ковылин проповедует о посте, а сам тайно содержит наложницу.— Федосеевцы в 1812 году отправляют депутатов в Кремль с дарами к Наполеону.— Донос Осипова губернатору о беглых, проживавших на кладбище, и наставник Гнусин, составитель вредной картины для государя.
По прекращении чумы некоторые из поступивших на кладбище обратились было к Ковылину с просьбой— возвратить им их имущество и позволить жить по-прежнему в городе; но таким он отвечал решительно, что кто однажды посвятил свой избыток Богу, тот не может уже требовать обратно своей жертвы.
«Посмотрите,— говорил он,— на свечу, которую вы ставите перед иконой: она сгорает, то есть Бог принимает ее к себе; как же можно взять ее обратно? То же самое должно сказать и об имуществе, которое вы отдали Богу и которое он принял». Волей или неволей жертвователи должны были предоставить свое богатство во всегдашнее владение общины.
203
В это время была построена Ковылиным моленная (часовня), в которой он обвешал стены ее старинными иконами в богатых окладах, принадлежавшими прежде различным членам общины.