Я слушаться не собиралась.
ЧЕТЫРЕ:
— Не рань меня, — сухо сказал тихий голос, словно знал меня и что я могу с ним сделать. Он звучал знакомо, но я не могла вспомнить по голосу лицо. А потом он неуверенно добавил. — И я не трону тебя. Обещаю.
Мои пальцы не могли дотянуться до его руки, но они покалывали, готовые влить в него боль, как только я коснусь его кожи. Но был страх, а меня до этого никто не боялся.
— Я просто хочу поговорить, — он убрал руку от моего рта, но другой все еще держал меня.
Я была слишком зла, чтобы кричать, но смогла выдавить:
— Чего надо?
— Мне нужна твоя помощь. Если я отпущу, обещаешь не сбежать? И не ранить? — он звучал отчаянно.
— Да.
Он уронил меня, как живую змею. Я развернулась, расставив пальцы, словно могла бросить в него боль, словно из зачарованного оружия из пинвиума. Красивый парень нервно смотрел на меня, даже робко, и в свете луны он выглядел почти как…
— Ты тот ночной страж!
Он кивнул и улыбнулся. По-настоящему. И я не видела нигде оружия.
— Я Данэлло. Мне очень жаль…
— Зачем ты так меня схватил?
— Я боялся, что ты убежишь, подумав, что я хочу тебя арестовать.
Я скрестила руки на груди.
— Чего надо?
— Мне нужно, чтобы ты исцелила моего отца.
Мое усталое тело протестовало. Я не могла принять еще боль, даже если это будут волдыри.
— Не могу.
— Можешь. Ты дважды исцелила меня.
Нет, лишь раз. В другой я перенесла боль, а этого делать не стоило. Испуганное лицо мамы вспыхнуло перед глазами. Нельзя вкладывать в кого-то боль, Ниа. Это очень плохо. Обещай, что не будешь так делать. Я старалась придерживаться обещания.
— Иди в Лигу. У них есть дежурный Целитель.
— Мы не можем позволить Лигу.
— Тогда идите к торговцам болью, — если раны его отца очевидны, они справятся. Но серьезное, например, перелом ноги, они могут не исцелить. Или хуже — исцелить наполовину. Один из торговцев фруктами не мог ходить после того, как сходил к торговцу болью.
— Я ходил… нас прогнали. Они всех гонят.
Это меня заткнуло. Случай с паромом был для них днем наживы. Никто не отказывался от грошей, что предлагали людям с раненными членами семьи. Люди порой хотели сами платить им, и они зарабатывали на исцелении и продавая безделушки, наполненные болью. Вокруг было много беженцев, жезлы из пинвиума требовались чаще обычного. И не каждый рискнул бы лезть в окно, подоконник которого мог ударить болью.
— Они не могут прогонять людей, — сказала я. — А к тем, что у пристани, ходил?
— Я ходил ко всем пятерым в городе. Трое принимали, хоть и не платили, но когда я пришел, они сказали, что больше не принимают.
Плохо дело. Если они прогоняли всех, то не примут и меня, а у меня было уже много боли на продажу.
Данэлло неуверенно шагнул ко мне.
— Прошу… папа был на пароме. Он серьезно ранен, сломал руку и ногу, может, пару ребер. Он не может работать. Может даже потерять работу.
Я не могла этого сделать. Я уже несла слишком много боли, и кто знал, когда Тали сможет забрать ее у меня.
— А ты? Не можешь заплатить за дом, пока он не может работать?
— Геклар меня выгнал, — он не сказал, было ли это из-за меня, но я это понимала.
Я огляделась.
— Ты мог бы работать вместо отца, пока ему не станет лучше. Тебе должны позволить.
— Не могу. Отец — мастер кофе, а меня даже не учили этому. Это умеют ребята из Верлатты. Если отец не сможет работать, нас выгонят. Младшим братьям едва исполнилось десять. А сестре всего восемь.
Слишком маленькие, чтобы быть на улице, даже если Данэлло будет приглядывать за ними, если их отец умрет. А он мог умереть, раз торговцы не принимали. Некоторые старые солдаты умели вправлять кости, но я не слышала о тех, кто делал это хорошо. Данэлло мог поискать торговцев травами с болот, но их порошкам и зельям доверять нельзя было. Тогда уж лучше идти к необученному торговцу болью, Забирателю. Даже если Забиратель исцелит не все раны, большую часть — сможет. Мое горло сжалось, я кашлянула, чтобы прочистить его.
— У меня нет пинвиума.
— Тебе и не нужно! Ты исцелила меня и передала мою боль Геклару. Ты можешь сделать так с моим папой.
— А кто потом возьмет его боль? Ты?
Он кивнул. На самом деле!
— Да.
Это было безумием. И у его отца было сломано много костей.
— Забранная боль не лечится, как обычные раны. Она не твоя, и она остается в теле. Если ты ее принял, тебе нужен обученный Целитель, чтобы забрать ее.
— Я избавлюсь от нее, когда торговцы снова начнут принимать.