— Нашел ее? — крикнул мальчик, выбежав из комнаты слева. — О, вижу, — его губы дрогнули, словно он не знал, радоваться, что я здесь, или пугаться.
— Это… — Данэлло повернулся ко мне и робко рассмеялся. — Я даже твое имя не знаю.
— Ниа.
Он кивнул.
— Ниа, это Джован. Остальные с папой.
Не зная, что делать, я помахала, и маленькая версия Данэлло помахала в ответ. Такие же темно-карие глаза, светлые волосы и решительный, но печальный вид.
— Папа без сознания, — сказал Джован осторожно, стараясь звучать по-взрослому. Святые, он же был еще маленьким. Слишком маленьким для такой боли. — Нам его разбудить?
Мой желудок сжался, но я покачала головой.
— Не будите. Я могу делать это, пока он спит.
Мы прошли в спальню, маленькую, но уютную. Картины цветов висели на стенах, некоторые были нарисованы на дереве, другие — на кусочках ткани. У кровати на желтом стуле сидел брат-близнец Джована, он был бледен и напряжен. Их сестренка сидела на полу у его ног. Ее светлая голова лежала на его колене, руки обвивали его лодыжку. Они на нас не смотрели.
— Это Бахари, а на полу Халима.
Я попятилась. Кровать того не стоила. Я не исцеляла, я решала, кто будет страдать. Это делали Святые, а не я.
— Я не могу.
— Можешь. Могут и они, — Данэлло сжал мою руку и подвел ближе. — Что нам делать?
— Передумать, найти торговца болью, притащить его сюда за волосы, если нужно, но не заставлять меня делать это.
Он взял меня за руки и крепко сжал их. Они были теплыми, на миг я ощутила себя в безопасности.
— Что нам делать? — спросил он.
Что делать, если это не нравится? Разве я не хотела быть Целителем? Тали делала не так, но я могла помочь им. Это всего на пару дней, а потом торговцы начнут принимать. Я же не ранила их. Я судорожно вдохнула и неохотно убрала руки.
— Пока что ничего, — прошептала я. — Мне нужно посмотреть, насколько все плохо.
Рука его отца была выгнута, точно была сломана. Нога была в крови и опухла, но была прямой. Я посмотрела на Джована, мне стало не по себе. Думай про их отца. Я встала с другой стороны у кровати и положила ладонь на его лоб. Холодный. Влажные пряди светлых волос, таких же, как у его детей, прилипли к моим пальцам.
Голос Тали звучал в моей голове. Она учила меня тому, чему они учили меня, ведь Лига могла меня принять, но так думала она, а не я. Я понимала, что так она пыталась исправить то, что приняли ее, а не меня.
Я глубоко вдохнула. Ощутить путь через тело к ране. Руку покалывало, пока я искала путь через кровь и кость. Сломанная рука, как я и думала. Три сломанных ребра. Порванные связки на ноге, но не перелом. Синяки и порезы были всюду, но с ними он справится сам.
— Все не так плохо, как ты думал, — я описала его раны так, чтобы не напугать малышей. Бахари уже был близок к обмороку.
— Я возьму руку и ногу, — сказал Данэлло, словно заказывал еду. — Они возьмут по ребру. Это будет не так плохо, да?
Сказал тот, кто не ломал ребра.
— Будет больно дышать глубоко, а еще наклоняться и тянуться, — три пары карих глаз расширились. Я чуть не улыбнулась, но это напугало бы их сильнее, чем боль. — Ничего не сможете делать по дому, пока торговцы болью не примут вас.
Бахари вскочил на ноги, сжав ладони в кулаки.
— Я не хочу этого.
— Придется. Ради папы, — возразил Джован.
— Я… — Бахари огляделся, — помогу как-то еще. Схожу к аптекарям.
— Бахари! — вскрикнул Данэлло. — Они чаще всего продают яды. Я не буду так рисковать жизнью папы.
Я прижалась к стене. Я тоже этого не хотела, как и не хотела заставлять Бахари.
— Это больно, — сказал он.
— Да, но ты потерпишь пару дней.
— Но…
— Делай, Хари, — сказал Джован голосом, что был слишком стар для мальчика. — Папа нас не подводил, и мы не подведем.
Бахари не согласился, но и не возразил.
— Решено. Я первый, — Данэлло придвинул стул от окна к кровати и сел, крепко сжав руки.
— Данэлло…
— Делай.
Вправить руку, убрать боль, спать спокойно. Стиснув зубы, я потянула за сломанную руку. Я сглотнула и надавила сильнее, кость щелкнула, и рука встала на место. На глазах выступили слезы, размывая уже кружащуюся комнату.
— Я здесь, Ниа, — Данэлло взял меня за руку. Другие держались за пальцы папы.
Я собрала боль, как меня учила Тали, держала в себе противным шаром.
— Я в порядке. Готов?
Он отклонился, крепко держась за стул, и кивнул.