— Открой сама, — сказал Зейн, но Элли в ответ молча покачала головой.
— Я могу помочь, — с готовностью подхватил Дэйви. Все рассмеялись. Дженни уже хотела объяснить мальчику, почему ему нельзя этого сделать, но Зейн опередил ее:
— Пусть посмотрит. Мы с Элли не возражаем. Дэйви радостно разорвал пакет, и у него в руках оказалась фотография гнедого мускулистого рысака.
— Это Джэкпот, — улыбнулся Уорт. — Пятилетний жеребец от Баллока. Теперь он принадлежит тебе и Элли. Дай мне знать, когда доставить его.
Зейн с трудом сдержался, чтобы не разорвать фотографию. Когда-то они с Уортом любили обсуждать, как объединят свои владения, как скрестят одну из кобыл Зейна с жеребцом Лэсситеров после свадьбы. Только потом свадьбы не последовало. Да и сейчас праздновать было нечего.
Где-то вдалеке прогремел гром. Гроза налетела быстро, но быстро и закончилась. Муни, нервничая, без устали бегал по дому и громко лаял. Ханна спала как убитая.
Элли знала, что Зейн не спит.
— Я говорила им, что не нужно никаких подарков, — словно оправдываясь, произнесла она, но он ничего не ответил.
Лучше бы он накричал на нее, тогда она ответила бы ему тем же; а это молчание действовало ей на нервы.
— Ты собираешься дуться вечно? — спросила Элли. Ответа не последовало.
— Мы не обязаны продолжать влачить совместное существование из-за нескольких пустяковых подарков.
— Как раз подарки-то и не пустяковые, — наконец ответил он.
— Как бы то ни было, Грили от чистого сердца подарила нам эту скульптуру. Шары для елки — тоже весьма кстати. А от Дженни и Томаса мы получили только предложение, а принять его или нет — это уже наше дело.
Она ничего не сказала о последнем подарке. Зная о давних планах Зейна и Уорта, Элли понимала, что эта лошадь значит для него.
— Почему ты не рассказала им о Ханне? Стараясь не замечать раздраженного тона мужа, Элли осторожно ответила:
— Рассказала.
— Тогда почему Грили назвала так свою скульптуру? — жестко спросил он. — Ей не следовало этого делать, если она знала, что Ким забеременела от Дойля.
— Отчего же? Она знает только о претензиях Дойля. И Дженни знает. И мама. Но никто не принимает всерьез его заявлений. Все считают, что именно ты настоящий отец Ханны. Да почти всему Западу понятно, что девочка похожа на тебя, только четыре тупицы твердят обратное. Ты, Шон и Тэйлоры.
Зейн повернулся спиной к жене и попытался заснуть. Но в эту ночь ни он, ни Элли не сомкнули глаз.
Когда рассвело, он выскользнул из постели, взял в охапку одежду и вышел из спальни. Входная дверь с шумом захлопнулась. Элли вскочила и подбежала к окну. Зейн стоял неподвижно и, не отрывая глаз, смотрел на металлическую скульптуру. Ханне очень понравились лошади. Как же объяснить девочке, что с подарком придется расстаться? А если попросить Грили переделать свою работу? Например, убрать кобылу, а двух оставшихся лошадей соединить друг с другом. Отец и дочь. Что может быть прочнее этого союза!
На столе Зейна лежала почта. Он молча смотрел на аккуратно сложенные конверты и счета, не в состоянии дотронуться до них. Через открытое окно послышалось ржание лошади. Должно быть, Элли занимается с кобылкой. Зейн был слишком взволнован, чтобы усидеть на месте, и поспешил выйти на свежий воздух, понимая, что если останется в комнате хоть на минуту, то взорвется от напряжения.
До сих пор он старался не попадаться жене на глаза, пока она работает с лошадью, чтобы не давать ей повода обвинить его в слежке. Но сейчас его это мало заботило. Он даже хотел, чтобы его появление вызвало у нее раздражение и обиду. Все что угодно, лишь бы не думать об этом проклятом конверте. Грустные мысли сверлили ему голову, отдаваясь болью в сердце.
Куппер стоял около загона, в седле сидела довольная Ханна. Элли размахивала потником около лошади, которая с интересом наблюдала за ее действиями. И сейчас, глядя на Милую, Зейн с трудом узнавал в ней ту самую пугливую кобылку с дикими глазами, которую привез однажды на ранчо.
Почувствовав его присутствие, лошадка навострила уши, но не двинулась с места. Элли посмотрела в его сторону и улыбнулась.
— Смотри, Зейн, она кокетничает с тобой.
— Папа! Папа! — закричала Ханна. — Я катаюсь на Куппере!
— Вижу, милая.
Девочка уже каталась на одной из его лошадей, а Куппера он знал давно, еще с того времени, когда бывал на ранчо у Лэсситеров. Это был добрый и надежный конь, поэтому Зейн нисколько не волновался за дочку.
Неприятные и тяжелые мысли не оставляли его ни на минуту. Сейчас он вернется, распечатает конверт и… больше никогда не сможет назвать себя отцом Ханны. Любовь, забота, воспитание — ничто не идет в расчет. Только кровное родство. Будь все проклято!
Элли исподтишка наблюдала за мужем. Широкополая шляпа была надвинута на глаза, но она не могла скрыть его осунувшееся, бледное лицо и дрожащие губы. Во всей позе Зейна чувствовался какой-то внутренний надлом. По-видимому, случилось что-то ужасное.
Лошадка почувствовала напряжение девушки и с любопытством посмотрела на нее. Элли могла бы улыбнуться ее проницательности, но теперь, когда ее внимание было целиком сосредоточено на Зейне, она не могла больше продолжать занятия. Что же произошло?
Она открыла ворота и выпустила кобылку на пастбище, но та, пробежав немного, оглянулась и посмотрела на Элли и лишь потом с удовольствием присоединилась к другим лошадям.