росы поблескивают алмазными зернышками. И опять недалеко пропела варакушка, и в ответ ей напевно ответила иволга. Настя остановилась. Тихо вокруг, кажется, и нет войны.
В Выселках Настю встретила Маша Блинова, молодая, кареглазая, расторопная и работящая; про таких говорят — огонь баба. Здесь Маша обряжала коров, приглядывала за телятами.
— Не хочешь ли молочка? — первым делом предложила она Насте. — Свеженькое, парное. Только что подоила.
— От молочка не откажусь,— ответила Настя.
Ответ ее был паролем. Она поняла, что этот ответ сработал, Маша заулыбалась, приобняла Настю за плечи, тихо проговорила:
— Гость ждет тебя там, в сторожке, у озера. Завтрак ему только что носила.
— А кто — не знаешь?
— Свой человек. Хороший. Иди, не бойся.
Настя шла по тропинке вдоль ручья. Солнце уже припекало изрядно, над головой назойливо гудели слепни. Она отломила ольховую веточку и начала отмахиваться. Тропинка углубилась в сосновый лес, где была легкая прохлада и терпко пахло хвоей и папоротником.
А вот и озеро, небольшое, круглое, окаймленное густыми зарослями ольхи и березы. По водной глади бесшумно плавают утки, кормятся тут чем бог послал — озерной травкой, мелкой рыбешкой. Это ее, Настина затея: она настояла, чтобы сохранили утиную ферму Уток осталось десятка три, не больше, но и то хорошо. Закончится война — пригодятся для развода.
Она остановилась у берега, наклонилась и зачерпнула в ладони воды. Капли, искрясь на солнце, стекали обратно в озеро, и Настя плехнула воду от себя. По зеркальной глади прокатилась серебряная рябь. Потом снова зачерпнула и начала обмывать лицо. Вода была приятной, освежающей. Затем взошла на мостки и стала звать уток:
— Ути, ути...
Но утки не слушались, поплыли на середину озера. Она повернулась к берегу и вдруг увидала его, того человека, к которому шла. Человек стоял и пристально глядел на нее черными пронзительными глазами. Он был невысок и плотен, лет сорока пяти, лысая голова. Одет просто: синяя косоворотка навыпуск, черные галифе, аккуратно заправленные в сапоги.
— Здравствуйте, Усачева,— сказал он по-домашнему, словно знал ее давно.
Она подошла к нему, подала руку.
— Заждался я вас,— продолжал он, поглаживая лысину.— Давайте знакомиться. — Фамилия моя — Филимонов, Степан Павлович.
— Да я вас знаю, Степан Павлович. Вы — секретарь райкома.
— Теперь уже подпольного райкома,— пояснил он.
— А как вас звать? Фамилия мне известна — Усачева, а по имени вот не знаю.
— Настя.
— Хорошее имя — Настя, Анастасия. Очень хорошее.
— Да уж как родители нарекли,— смущенно ответила она. «Да что это я,— подумала она,— ведь он такой простой, и слова у него такие простые, и взгляд теплый, ласковый. А я растерялась потому, что вот здесь, в лесу, так неожиданно повстречалась с секретарем райкома партии. И разговаривает он — словно бы с давней знакомой. Значит, доверяют, значит, нужна».
Посмотрев на тихое озеро, он начал непринужденно вести разговор:
— Ну что ж, Настя. Я — человек дела. Хочу знать все подробно, что у вас произошло.
— Что в Городце были фашисты, вам известно?
— Кое-что знаем. «Гости» пришли, «гости» и ушли. Беду принесли?
— Убили Антонину Степачеву, а Светлану увезли.
— И об этом знаем. Были аресты и в других деревнях. Люди гибнут... Изучаем причины. Сделаем соответствующие выводы. Будем думать, как освободить арестованных. Задача трудная. А что вы собираетесь делать у себя?
— Правленцы совещались. Хлеб решили убрать. А как уберечь от фашистов?
— И об этом тоже подумаем.
— Приедут и закрома очистят. Где-то надо спрятать зерно.
— Разумеется, этот вариант предусмотрим. Хлеб фашистам не отдадим. Он наш хлеб, советский. Часть сдадите в счет хлебопоставок. Партизанам. Остальное распределите по трудодням.
— Легко на словах, Степан Павлович. А как на деле получится?
Филимонов задумался. Он сидел на пеньке и глядел на зеркальную гладь озера. Достал кисет, свернул самокрутку и долго кресалом высекал огонь. Прикурив, глубоко затянулся, приглушенно закашлялся. Настя внимательно смотрела на него: под глазами глубокие морщинки и синеватые тени, на висках густая проседь, лицо его выражало глубокую усталость и озабоченность.
— Да, тяжело нам,— произнес наконец Филимонов и вздохнул. — Теряем людей, и таких хороших людей... Но что поделаешь? Слышали новость? Разгромили фашистов под Курском. Освобождены Орел и Белгород.
Настя почувствовала, как возбуждающая радость переполняет ее. Наши победили! Под Курском. Значит, будет свободен и Большой Городец, другие села, другие города. Скорей бы это времечко пришло! Скорей бы! Она смотрела на Филимонова сияющими глазами. Он заметил, как она волнуется, и в ответ заулыбался.