Повторюсь, Киев как столицу мы не воспринимали, в нем не чувствовалось какой–то внутренней цельности, от него веяло чужеродностью, ложью, сомнительными ценностями и притаившимся лицемерием. Пожалуй, мы бы не ездили сюда вовсе, но тут жил Юрин брат, и возможность увидеться с ним привлекала. Старое нами забылось, новое — еще не накопилось.
Сейчас мы планировали остановиться в гостинице и пригласить Анатолия с женой к себе — пусть и для них наш приезд будет приятным сюрпризом с возможностью нарядиться и выйти в люди.
Утро нашего приезда в Киев выдалось холодным и дождливым. Через сито туч сеял нудный, совсем не летний дождик. Однако настроение было оживленным и радужным. Я всю дорогу смотрела в окно и видела дали с изумрудной, совершенно ошалевшей растительностью. Весна в том году была поздняя, прохладная, поэтому в конце мая в Киеве стояла пора, когда только–только готовились к взрыву цветения акации. Тяжелые белые гроздья обещающе покачивались на ветру. Акации, как и я, ждали солнца. Только солнцу они могли подставить свои белые причудливые соцветия, только на солнце могли излить свой пьянящий аромат.
Я тоже любила солнце. Помню, еще во время моей работы в науке у нас проводился конкурс изобретений по одной из актуальных тематик. Я решила участвовать в нем и приготовила свое предложение. Его надо было вбросить в почтовый ящик жюри под своим секретным девизом. Девиз я написала такой: «Нет ничего прекраснее зноя». Он–то и прозвучал в зале, когда объявили победителей. Не помню, какой приз я получила за второе место, но мой девиз помнили долго. Одно время из–за него меня даже называли знойной девушкой, но это не прижилось. Ах, воспоминания… Так вот, я любила солнце и каким–то древним знанием уже знала, что после такого утра будет погожий майский день.
Участников ярмарки встретили на вокзале и привезли в гостиницу. Там — стойка регистратуры, администратор с кислой физией, паспорта, приглашение на ярмарку, регламент дней… Скоро мы, позвякивая ключами, прошли в свой номер, расположились: душ, новый халат, блаженство. Я вышла на балкон 12‑го этажа, посмотрела вниз и увидела акациевую аллею, протянувшуюся вдоль корпуса гостиницы. Дальше шел обширный двор с автостоянкой. От остановки метро к гостинице все пешеходы шли по этой удивительной аллее. Странно, никто из них не поднимал головы и не замечал, что идет по акациевой аллее, не думает, что такая аллея — большая редкость, особенно для Киева — города каштанов. Ведь городом акаций был Днепропетровск, для полноты информации скажу, что Одесса — это город платанов, а Харьков — город кленов.
Акация готова была к моему приезду, назавтра она распустит белые гроздья и выбросит мне под балкон свой аромат. Назавтра она будет в цветении.
Каждый город, как место земли, имеет свою ауру. В Киеве она была самой неблагоприятной, поэтому княжества Киевской Руси так враждовали, что в итоге она распалась, поэтому и Чернобыль случился. А вдобавок Киев прокляли за распад Союза, и вечное это многомиллионное проклятие еще долго будет лишать его согласия и благоденствия. Стоит ли удивляться, что тамошние ярмарки не приносили успеха, дохода и просто приятности? Одна только надежда бестолковая и оставалась, всякий раз зазывая сюда простаков, как леший зазывает на пустоши и болота. Этот раз не стал исключением. Фирм приехало много, людей — еще больше, зал был забит столиками с горами книг на них, а сделки никто не производил, договоры не заключали. Преодолевая жару закрытого помещения, люди зевали, но не покидали рабочих мест, опять же — надежда.
Недавно я обнаружила в себе испорченность зрения и начала для работы надевать очки. От непривычки к ним у меня иногда кружилась голова. А тут еще духота… Я сняла очки и покрутила в руках красивое изделие, от скуки протерла стекла, отложила — мне не читалось и вообще как–то ничего не хотелось.