— Ну и стоила вся эта возня тех усилий? Ничего необычного. — Он недовольно поглядел на меня.
— Вы отпустите меня домой? — хотела спросить я, но рот так и не открылся. Маг же вдруг махнул рукой, и обруч на голове словно раскалился, я мотала головой, пытаясь его сбросить, но бесполезно, хотела заорать, чтобы хоть криком справиться с болью, но тоже не получилось.
Боль прошла так же резко, как и возникла. Я поникла в кресле, тяжело дыша. А маг стоял рядом и смотрел.
— Мусор, — буркнул он. — Полнейший мусор. Надеялся, что другой мир принесет мне хоть какую-то пользу, но ты ничем не отличаешься от местных, а получить местных намного проще, чем таскать кого-то из другого мира.
Самоуверенность магов губит — эту фразу я еще не раз буду вспоминать, хотя сейчас мне было не до размышлений. Я мечтала только об одном — чтобы эта пытка прекратилась любой ценой, даже ценой моей жизни.
— Ладно, хоть на что-то сгодишься. — Маренс поднял руку, и я ощутила слабость, как будто кто-то выкачивал из меня силы. Это ощущение распространялось по всему телу, я начала задыхаться. Потом дрожь, потом… потом стало очень неприятно, будто меня через мясорубку пропускают.
— Надо же, еще жива, — откуда-то издалека донесся удивленный голос мага. — Кто бы мог подумать, что в этой пигалице такой резерв. Хм… а это идея. Хоть какая-то польза от бесполезного предмета. Я заставлю его отработать те усилия, что потратил на перемещение.
Я уже слабо помнила, как в комнату вошли еще двое мужчин. Они что-то обсудили на совершенно незнакомом мне языке, потом меня подняли с кресла и куда-то несли. Дальше уже ничего не помню — потеряла сознание.
Проснулась я в небольшой комнатке, в которой, кроме кровати, стола, стула и небольшого шкафа, ничего не было. Медленно села в постели, огляделась, вспоминая, что со мной случилось, попыталась встать, пошатнулась и едва не свалилась от накатившей слабости. Оглядела необычно, но очень уж аскетично обставленную комнатенку. Тут все разом вспомнила, всхлипнула и уткнулась в подушку. Ревела минут десять, но постепенно успокоилась. Папа всегда говорил, что если слишком долго горевать, то горе может прицепиться и от него не избавиться. Хотя чему уж после случившегося ко мне цепляться? Но ведь и реветь до бесконечности невозможно. Снова встала, на этот раз на ногах устоять удалось. Меня бросили в постель прямо в той одежде, что была на мне, только куртку сняли и положили на стул, а вот сапожки так и остались на ногах. Конечно, разве кто потрудится их стащить? Я вздохнула и обошла комнату. Рядом со шкафом обнаружилась еще одна дверь, за которой оказался душ и туалет. А вот входная дверь заперта и, как я ее ни дергала, не открылась. Стучать не рискнула, памятуя о наказании. Заурчал желудок. Облазила и комнату и ванную, но еды нигде не нашла, пришлось только напиться воды, голод не утолит, но хоть желудок обманет — вроде как полный. Потом сняла сапожки, забралась с ногами на кровать, обняла колени и замерла.
В голове полнейший сумбур из чувств и мыслей. Тоска, страх, беспомощность и, совершенно иррациональное: вот погодите, вы у меня еще попляшете, вырасту и так дам больно…
Так и просидела до прихода Ортена Маренса. Он неторопливо прошел в комнату, брезгливо огляделся, подошел ко мне.
— Пора тебе выучить наш язык, надоело уже напрягаться.
Что у магов хорошо… у сильных магов, для них не существует языковых барьеров. Свои слова они могут заворачивать в образы и транслировать их человеку, который облекает эти образы в привычные фразы, и ему кажется, будто маг говорит с ним на его родном языке. Точно так же происходит перевод слов человека к магу. Единственный недостаток такого метода общения — он утомителен. Магу приходится постоянно контролировать себя, ловить чужие образы, формировать свои. В общем, трудно с такой манерой общения наслаждаться непринужденной беседой. Для мага, понятно, трудно, для его собеседника совершенно незаметно. Я, например, до последнего была уверена, что Маренс разговаривает со мной на русском.
Маг достал небольшой кристалл, выставил его на ладони, он сверкнул нестерпимо-яркой вспышкой, а меня снова скрючило от боли, на этот раз головной.
— Осваивай, — бросил он и вышел.
А я лежала, боясь пошевелиться, ибо мне казалось, что тогда моя голова точно лопнет. Только через два часа боль постепенно стала стихать. Сил хватало только на то, чтобы тихонько поскуливать — кричать я уже не могла, охрипла.