Лёжа на полу, я вдруг подумал, что много раз был на краю гибели, а всё же остался жив. А теперь, когда война подходит к концу, приходится прощаться с жизнью. С одной стороны, я был твёрдо убеждён, что не выживу в этой страшной ситуации. Но какой-то внутренний голос говорил: «Потерпи, может, останешься жив».
Вскоре дали отбой, и мы двинулись дальше. Часа через два опять воздушная тревога. Группа американских бомбардировщиков начала усиленно бомбить город. Тут даже конвоиры растерялись и куда-то попрятались. Мы решили воспользоваться моментом, и мгновенно все военнопленные разбежались в разные стороны. Человек пятнадцать, в том числе я, держались вместе и взяли курс на запад. Дело шло к вечеру, было уже больше 17 часов.
По пути нам встретился какой-то лагерь, состоявший, в основном, из цивильных (гражданских), вывезенных из Советского Союза. Были там и военнопленные: русские (беглые), французы, чехи, югославы, румыны. Напротив, лагеря, под горой размещался бункер (бомбоубежище). Много раз за время пребывания в плену меня выручала интуиция. И на сей раз она тоже меня спасла. Когда мы подошли к лагерю, прозвучала воздушная тревога. Лагерь открытый, без ворот, у входа патруль. Услышав тревогу, он быстро исчез. Заключённые, недолго думая, вошли в лагерь, а я почему-то не решился (интуиция?) и размышлял, куда лучше идти – то ли в лагерь, то ли в бункер. Только вошёл в бункер, как американцы сбросили бомбу на лагерь. Очень много жертв, а заключённые, бежавшие со мной, погибли все до единого. Я же опять остался цел.
В бункере находилось много людей. Некоторые жили там постоянно, поэтому было очень душно. Кроме русских, здесь были французы, чехи, югославы и другие. Я примостился на полу. Напротив, меня сидела какая-то девушка. Я сразу заметил, что она обратила на меня внимание. Мне говорить не хотелось – не было ни сил, ни настроения: я был ужасно измучен и голоден. Девушка спросила: «Откуда вы, как сюда попали?» Учитывая ситуацию, правду говорить нельзя, и я коротко ответил, что перевели из другого лагеря. Узнал, что она из Орловской области, работает в комендатуре лагеря, убирает офицерам комнаты. Её кормили лучше, чем остальных лагерных. Моё восковое лицо вызвало у неё сочувствие и жалость. «Вы, наверное, голодны, у вас очень измученный вид. У меня тут есть немного еды», – робко и с грустью обратилась ко мне девушка. Она дала мне кусочек хлеба, немного картошки и брюквы. Я с жадностью мгновенно все съел. Наесться я не наелся, но немного утолил голод. Сердечно поблагодарив девушку, я замолчал: не о чем было говорить, вернее, не было ни сил, ни настроения. Как говорится, у голодного всё хлеб на уме. Я крепко призадумался, что же делать дальше? Чтобы получить лагерный паёк, надо стать на довольствие, то есть на учёт. А как это сделать? Спросят, откуда ты взялся, как фамилия, нагрудный номер военнопленного, номер лагеря. И что я скажу? Что беглец? А таких избивали до смерти или расстреливали. А не стать на учёт, значит, умереть с голоду. Бежать некуда: позади немцы, впереди Франция. Надо переплыть Рейн, а я это сделать не смогу.
От той же девушки, которая поделилась со мной едой, я узнал, что пленных и цивильных (гражданских) гонят на оборонительные работы на Рейне. Немцы думали, что англо-американские войска будут форсировать Рейн. А союзные войска и не собирались это делать – они высадили десант в Дортмунде и других городах.
Оборонительные работы для голодных пленных были очень тяжёлыми. Каждое утро немцы гнали на работу то русских, то французов. Работать я был не в состоянии: во-первых, это против моей совести, во-вторых, не было сил. И я решил симулировать. На мне была французская шинель и пилотка. И когда гнали на работу русских, я говорил, что я француз, а когда гнали французов, назывался русским. Но моя уловка удавалась недолго, меня разоблачили.
На довольствие я пока не стал. Меня подкармливала знакомая девушка, а позже Яков – один армянин из Макеевки. Долго протянуть на крохотных подачках я не мог и наконец, решил пойти на кухню. Там раздавала баланду ростовчанка. Я попросил её налить баланды. «Откуда ты, как фамилия?» – гаркнула она. Я назвал фамилию. «Ты не наш!», – крикнула она и ударила меня черпаком по голове. Я ушёл, несолоно хлебавши, с неописуемой горечью в душе.