Прошло несколько дней. Мы почти не видели продуктов, да и некому было их привозить. Начальство лагеря куда-то удрало.
Освобождение
Это было 16-го апреля. Помню, стоял тёплый-тёплый весенний день. Вокруг гробовая тишина, как будто и нет войны. Мы все удивились – в чём дело? Неужели война закончилась? Как будто впервые в жизни в тот день я присматривался и принюхивался к природе. Кругом зелень, даже цветы. Ярко-ярко светило солнце. Конечно, художник описал бы этот день лучше – я не мастер. Всем в такой прекрасный день хотелось жить. Это чувство очень трудно описать.
Хотя сил не было, нам не лежалось и не сиделось. Мы ходили взад-вперёд и всё думали над тем, что происходит, почему так тихо. Примерно в четыре часа дня я с одним товарищем вышел на улицу. В это время к госпиталю подъехала легковая машина с натянутым брезентом. Не помню, как эта машина называлась, кажется, «Пикап». В ней два человека: один сидел у руля и ведал радиостанцией, другой – у пулемёта. Это была американская разведка. Американец через рупор предупреждал военнопленных и немецких граждан, чтобы никто на улицу не выходил, что последние часы особенно опасны. Мы зашли в помещение. Часиков в восемь вечера услышали с верхнего этажа, где жили врачи и медсёстры, шумные разговоры и песни на русском, немецком и английском языках. Оказывается, американские офицеры пришли в госпиталь погулять.
Мы долго не могли уснуть, всё думали, неужели уже конец. Вчера ещё орудовали американская авиация и артиллерия. Хотя сопротивляться почти некому и нечем, американские и английские войска не пытались занять территорию, а всё время использовали авиацию и артиллерию, пока не добили врага до последнего.
Мы долго беседовали с товарищами. Потом они замолчали, а я не мог уснуть, всё думал, что же будет дальше. 17 апреля, около пяти утра вдруг услышал какой-то грохот. Я быстро вскочил и вышел на улицу. Мимо меня прошли танковая колонна, артиллерия, мотомехчасти. Таким образом, американские войска без сопротивления со стороны немцев заняли Дюссельдорф, где я и находился.
Сердце радостно забилось. Наконец-то победа над извергами, над фашизмом! Я долго (а может, мне просто так казалось) стоял и любовался организованностью и техникой движущихся войск. Опомнился и побежал наверх, в палату. Товарищи лежали в постели одетые. Я на бегу крикнул: «Американские войска вошли в город!» Мы выбежали на улицу. На балконах домов висели белые флаги. Немцы не рукоплескали и смотрели на всё происходящее настороженно. На улицах уже были расставлены американские посты. Мы подошли к одному из них и на корявом немецком языке кое-как объяснили, что голодны, хотим есть. И кто будет снабжать нас продуктами? Американец ответил, что они не могут обеспечить продуктами, вот за ними идут тыловые войска, они и организуют питание. А сейчас выход такой: «Вы можете идти в любой магазин и взять себе то, что захотите из продуктов. Если немцы-продавцы будут вам отказывать, обращайтесь к американскому постовому».
Мы так и поступили. Как раз поблизости мы увидели продуктовый магазин. Подошли к одной из продавщиц и сказали: «Bitte, geben Sie mir Brot und Zuker» («Пожалуйста, дайте мне хлеб и сахар») Нам дали по 400 граммов чёрного хлеба и по 200 граммов сахарного песка. При этом продавщица злобно посмотрела на нас исподлобья и что-то буркнула по-немецки.
За нами стоял высокий мужчина, похожий на эсэсовца. Ещё до прихода американцев пошли слухи, что переодетые эсэсовцы и гитлерюгенд преследуют советских военнопленных и цивильных (угнанных с советской территории граждан). Мы вышли из магазина – мужчина за нами. Мы изменили маршрут, старались раствориться в толпе, потом решили идти к американскому посту. Видя это, эсэсовец шмыгнул в проулок и исчез. Мы благополучно вернулись в госпиталь.
В этот же вечер оставшиеся обитатели госпиталя решили отметить своё освобождение. Проблема довольно сложная. Съестного у нас почти не было. Наскоро избрали совет по организации вечера. Совет распределил роли. Мне и одной девушке, например, дали задание достать мясо, другим – хлеб