Обессиленная, она влетела в летницу к бабке Матрене и упала без сознания. Матрена, перепуганная насмерть видом и состоянием девочки, вылила на нее ведро воды, стащила мокрое платьишко и надела его задом наперед, причитая молитву и ругая Анну Семеновну, что оставила внучку одну в саду. Очнулась Ганя не раньше как через час, лепетала что-то непонятно жуткое, показывая на дорогу: «Там, там…» Матрена отвела ее к бабке и отругала ту уже в глаза.
Не прошло бесследно это для Агафьи. Страх перед всем непонятным закрепился и преследует ее всю жизнь. Особенно, когда солнце начинает садиться и, не дай бог, шорох раздастся, точно песок сыплется на землю…
– Да выдумала она все это. Не может быть такого, – сказал Димка, разрешив таким образом на какое-то время свои сомнения в реальности нереального параллельного мира.
– Быть-то этого, может, и не может, а вот она видела это своими глазами. Для нее это быль, самая настоящая быль.
***
Димка спал плохо. Чуть забрезжил рассвет, поднялся и пошел будить Гришку. Было свежо, и Димка дрожал от возбуждения и утренней прохлады. Растормошив Гришку, он рассказал ему все. Тот спросонья только пялил глаза и чесался, но поняв наконец, о чем речь, задумался. Димка тоже забрался к нему под овчинный тулуп, согреться.
– Да-а, – сказал Гришка, – нехорошо получилось. Твоя бабка, небось, только меня и винит.
– Да нет, – чуть смущенно сказал Димка, – при чем тут ты?
– Да при том, что ты до этого не додумался бы.
– Я? – заершился Димка. – Да кто до этого додумался-то?
– Ну, она так думает, что я во всем виноват.
Немного помолчав, Димка высказал мучившую его догадку:
– Да… Если человек в жизни и мухи не обидел, то и собаку он не отравит. Значит, Дюк заправду взбесился сам.
Согревшись под овчиной, ребята незаметно уснули.
Проснулись от яркого света в окнах. Солнце было уже высоко. Решили зайти к Агафье. «Как-то она там? Жива ли?» Димка расхрабрился и вошел в избу. Бабка Агафья строчила на допотопной, но красивой швейной машинке «Зингер».
– Здравствуйте, бабушка Агафья, – вежливо сказал мальчик.
– Здравствуй, здравствуй, – улыбнулась Агафья. – Тебя бабушка за чем-нибудь прислала?
– Нет, я сам… У вас можно нарыть червей на базу? У нас почему-то все черви пропали. А на колхозный баз идти неохота.
– Отчего ж нельзя? Рой.
– Спасибо! – крикнул мальчик, выскакивая.
– Ну как, жива? – кинулся к нему Гришка.
– Порядок! Жива. Даже червей позволила нарыть у себя на базу…
***
– Вот так и появились первые черви. Черви сомнений. Хорошо, когда они появляются в детстве, – сказал Рассказчик, – тогда на них в жизни, если повезет, можно поймать приличную рыбу. Даже золотую.
– А как дед дожил свой век? – спросил я.
– Дед? – Рассказчик внимательно смотрел на меня, как бы ожидая моих объяснений.
– Да, дед. Меня, видишь ли, всегда интересовали годы детства и последние годы жизни мужчин. Мужчины перед смертью почему-то лучше выглядят, чем женщины.
– Уходу за ними больше – вот и выглядят лучше. Да и бездельники все мужики. А средние годы тебя не интересуют?
– А они разве есть?
– История средних веков есть, – уклончиво ответил Рассказчик. – Ладно, о деде. Но совсем немного. Хотя нет, сперва надо о маленьких. Еще кое-что о Димке. Так, один эпизод.
Воспоминание 10. Парное молоко
– Так ты чей? – повторил строгий мужчина, глядя на Димку поверх очков. Мальчик молчал. Сердитый дядя был очень похож на колхозного мерина Митьку, вылитый старший брат – у Димки только это крутилось в голове.
– Ну, немой, что ли? – подбадривала Димку соседка. – Скажи, что Косовым внуком приходишься. Ну… Батюшки, отродясь таких робких в их роду не бывало. Василия Федоровича это внук. Димой звать.
– А чего мне говорить, когда ты уже все сказала, – разозлился Димка. Он никак не мог понять, чего это все вдруг прицепились к нему. Налетели, как осы. Ели, ели свои арбузы – и вот, нате-здрасьте, за него взялись. Когда он ест арбуз, ему не до вопросов, и пока пузо у него не станет само как арбуз, он глух ко всему на свете, как Гришкина бабка. Главное, едят арбузы лежа на боку. Патриции! Арбузы надо есть стоя! Во-первых, в знак уважения перед ними, а, во-вторых, больше влезет. Окружившие его хуторяне перемигивались и улыбались, видя растерянность мальчишки. «Как козы уставились!» – думал Димка.
– Бабоньки, подъем! Перекусили – и хватит. Ярило с горки покатило!
Все с кряхтеньем стали подниматься, потягиваться, и только через полчаса на бахче вновь запестрели косынки и платья женщин, поползли коричневые тела мужиков в вылинявших галифе.