- Триста двенадцатый, я - "Ромашка"! Запрещаю лазить в тумане. Находишься надо мной. Иди на Харьков. Там местность посуше и ветерок у земли есть. Метео говорит, что дождей там почти не было и туман севернее нас быстрее разойдется. Сядешь на наш прежний аэродром.
- "Ромашка", я - триста двенадцатый, вас понял. - И сержанту: - Петя, слышал радио?
- Слышал, командир. Что ж они сразу не отвечали?
- Я думаю, командир отлучился куда-нибудь, а радист не уполномочен разговаривать. Больше купаться в этом молоке нельзя. Если горючее кончится раньше, чем разойдется туман, будем прыгать.
- Прыгать?! А я без парашюта.
- Отставить шуточки, сержант! Я серьезно...
- И я серьезно, старший лейтенант. Парашют в кабине, только под самолетными чехлами и чемоданчиками нашими. Мы же с техником все приготовили к перелету на новое место.
- Вот это фокус! Немедленно достать и надеть парашют, как положено!
Сохатый развернул самолет на север. Он слышал по переговорному устройству громкое дыхание стрелка, беззлобную его ругань на самого себя, на чехлы и прочие вещи, которые мешали ему подобраться к парашюту.
"Пусть помучается, - улыбаясь, думал Иван, - впредь будет знать, что в авиации есть порядок и закон: лететь пять минут, а собирайся на год".
Он до предела убавил обороты винта и мощность мотора. "Ил" уже не летел, а висел в воздухе. Теперь у Сохатого была только одна задача: как можно дольше продержаться наверху. Переведя машину на минимальную скорость, Иван думал о том, что сейчас не зима и солнце все равно разгонит туман. Только что кончится раньше: туман или бензин?..
- Командир, как с горючим? - услышал он голос Ремизова.
- Что, жарко стало? Работай, пока летим!
- Я-то работаю, да ничего не получается. Не могу добраться до парашюта. Тут у нас в кабине один из трех лишний. Как думаешь, кто: я, пулемет или чемоданы?
- А сам ты как думаешь? Кого выбросить? Дурака или есть другой вариант?
В ответ - в задней кабине громкий хохот.
- Дурака учить надо, командир. Разреши чемоданы выкинуть. Фонарь открою и кому-нибудь посылочку с барахлом прямо на голову.
- Давай. Но чемоданчики-то открой для начала, а то, чего доброго, сдуру и гимнастерки с орденами выкинешь. Самые необходимые вещи сложи в узел и пристрой в фюзеляже. Только смотри, чтобы в тросы управления не попало.
- Понятно, командир!
Через несколько минут возни и невнятного бормотания Сохатый услышал:
- Готово, командир! Узелочек в фюзеляже. Парашют надел. Фонарь закрыл.
- Молодец! А теперь посмотри-ка вниз. Видишь, туман барашками и волнами пошел? Скоро конец ему будет. Прыгать, думаю, не придется. Так что чемоданчики и что ты там еще выкинул - на свои денежки нам с техником покупать будешь. Смотри, разорим мы тебя.
- Смеетесь, командир. А у меня пот аж сквозь сапоги течет от этой операции... Бог с ними, с деньгами-то. Деньги на войне - мусор. Была бы жизнь - деньги будут.
...Через пять минут полета туман стал редеть. В прорехи замелькала земля.
"Как поступить? - спрашивал себя Иван. - Идти дальше, до старого аэродрома? Но тогда без новой заправки обратно не вернешься. Заправят, если бомберы сидят, а если аэродром пустой? Выход, пожалуй, один, немедленно сесть в поле. Через часик можно будет взлететь и вернуться домой без дополнительной заливки бензина".
- Ремизов! Приземлимся на пахоту. В этом районе стабильного фронта не было, вероятно, и окопов нет.
- Садись, коли надо. Только зря чемоданы выкинули.
- Не зря, а по обстановке и для твоей науки. Лучше соображать будете с техником, чего и куда класть...
Сохатый осмотрелся и, выбрав в полотне тумана разрыв побольше, положил над ним "Ил" в вираж.
Внизу, в туманной проруби, как в открытом окне, виднелся светлый яичный желток стерни. Рассматривая оценивающе поле, Иван решал: "Место как будто подходящее... Горючего на обратный путь в обрез. Будем садиться..."
- Петя, на посадке при пробеге будешь смотреть вперед по правому борту. Если заметишь препятствия - скажи. В крайнем случае шасси уберем...
- Понял, командир!
...Сразу после посадки Иван высунул голову в левую форточку фонаря, чтобы видеть, куда они бегут. "Как будто нормально. Открыть бы кабину, чтобы лучше смотреть, но опасно. Если машина попадет в канаву, или шасси придется убирать - фонарь по инерции пойдет вперед и отрубит голову".
- Командир, впереди деревня!
- Вижу. Сейчас начинаю разворачиваться плавненько влево. Разворачиваюсь, а ты смотри, как там!
Самолет побежал по кривой. Иван притормаживал тихонько левое колесо, а сам все время боялся резкого разворота. "Если прозеваю, вертанется наш "Ил" так, что потребуются все запчасти, кроме одной хвостовой лампочки".
- Давай, командир. Еще давай. Пока хорошо! Приближаемся к огородам. Еще давай!
Тело Сохатого под действием центробежных сил стремилось вырваться из привязных ремней и прижаться к правому борту кабины. Самолет кособочило, валило на бок. В голове Ивана все время билась одна и та же мысль: "Лишь бы не сделать левого волчка, тогда правое колесо выдержит и самолет не опрокинется. Если прозеваю - быть битому".
- Осталось метров двести! Сто... Бежим вдоль деревни.
Наконец самолет остановился.
- Кажется, целы и невредимы, - бодро проговорил Сохатый. - С прибытием, товарищ Ремизов! Иди, Петя, восстанавливай ориентировку. Спроси, какая деревня, а я пойду посмотрю жнивье. Раз сели, то и взлететь должны. Самолет-то почти без бензина и без наших "семейных" чемоданов. Ему для разбега сейчас большое поле не понадобится.
Иван осмотрел след от пробега и остался доволен: дождь сюда не добрался, земля была жесткая, для взлета благоприятная. Для гарантии он решил измерить очерствевшую от ветра и солнца прошлогоднюю пашню по диагонали. Надо было насчитать тысячу шагов - восемьсот метров, которые обеспечивали бы безопасный разбег. Закончив промер, облегченно вздохнул: "аэродром" был вполне приличный для взлета.
Шел обратно к самолету, а на сердце лежала тревога - представлял, каково сейчас в неведении командиру полка...
"Звонка от меня с другого аэродрома о посадке нет. Если майору самому звонить в дивизию или в штаб армии и просить узнать, что со мной, - сразу все всполошатся. И тогда начнется: "А как, а почему? Что вы думали, товарищ майор? Способны ли вы вообще думать?"