Набрав три тысячи метров, высоту для штурмовика невероятно большую, но в данном случае свой главный жизненный резерв, Сохатый уточнил с карты линию фронта на местности и повел свой "Ил" в предполагаемую зону огня батареи, рассчитывая, что никто другой по нему стрелять не будет: на такой высоте он для всех безопасен.
"Чтобы не сбили, надо строить противозенитный маневр с расчетом на время полета снаряда - за пять - семь секунд уходить из ожидаемой площади разрывов на триста - четыреста нерасчетных для зенитчиков метров, - думал Иван. - Если эти условия выдержу, то они в меня при всем желании не попадут. В воздухе снаряды не довернешь".
Сохатый включил передатчик и обратился к истребителям:
- "Маленькие", за воздух полностью отвечаете вы. Мне смотреть вверх некогда!
- Я - пятисотый. Понятно, "горбыль"! Все будет в порядке, занимайся своим делом.
- Ремизов, смотри больше на землю, помогай искать батарею. За воздухом наблюдают "Яки".
- Постараюсь, командир, - ответил стрелок. - Буду вертеть головой на все сто восемьдесят градусов. А за истребителями и небом тоже поглядывать не грех.
Иван вел машину то со снижением, то с набором высоты, а про себя считал секунды: двадцать одна, двадцать две... Как только доходил до двадцати пяти, резко доворачивал "Ил" на новый курс и начинал счет сначала.
Глаза его непрерывно и внимательно ощупывали землю, еще прикрытую в низинах легкими паутинами тумана, выхватывали из ее пестроты полянки, заросли кустарника, огороды и сады в хуторах. С особой старательностью осматривал он дороги, идущие "в никуда", и, как правило, в тупиках находил войска, артиллерию, но не ту, которую искал. Немцы пока по нему не стреляли, и в этой тишине чувствовал Иван себя неуютно, напрягался, ощущая опасную неопределенность. В голове все время билась одна и та же мысль: "Раз не стреляют, значит, прицеливаются. Маневрируй!"
Так, убеждая себя, он без помех пролетел над фашистскими войсками вдоль линии фронта около двадцати километров и развернулся обратно. "Где же эта проклятая батарея?" - успел подумать Сохатый, и тут враг открыл по нему стрельбу, не захотел больше терпеть нахального разведчика.
Иван дал мотору полные обороты и, набирая скорость, пошел через огонь. Не надеясь попасть в стрелявшие батареи, с большой высоты сбросил бомбы в двух местах и опять повел самолет по зигзагообразной волне.
Фашисты стреляли четырьмя, восемью или двенадцатью снарядами среднего калибра, передавая самолет, как эстафетную палочку, друг другу. Во влажном утреннем воздухе трассы от снарядов виделись Ивану хорошо. А вот снайперская шестиорудийная батарея молчала.
Чтобы передохнуть от напряжения и подумать в спокойной обстановке, Иван вывел самолет на свою территорию.
"В чем же дело? Почему не стреляла та батарея? Может быть, слишком откровенный противозенитный маневр хорошо был виден с земли и поэтому, не надеясь попасть, они не стали себя демаскировать? Возможно, выжидали время? Тогда их задача не в прикрытии какого-то конкретного объекта, а в другом: при благоприятных условиях вести огонь на поражение, чтобы деморализовать наших летчиков, снизить общую эффективность их действий. Если так, то задача у батареи более ответственная... Что же предпринять?"
Сохатый решился пройти над врагом по прямой, не маневрируя по направлению. Такой полет будет принят фашистами за фотографирование площади. Уж тут-то батарейный командир обязательно "клюнет" - более выгодных условий для стрельбы не бывает.
- Стрелок, как дела?
- У меня все в порядке, командир.
- Придется еще раз лезть черту в зубы.
- Если надо, то наше дело солдатское. Вытерпим.
- Молодец, другого ответа не ждал.
Сохатый решил зайти второй раз километров на десять севернее, чтобы расширить район поиска.
- "Маленькие", если горючее есть, то пойдем еще раз, - обратился Иван по радио к сопровождающим его летчикам.
- Бензин пока в норме, только "мессы" прилететь могут. Разведку они не любят. Вон как всполошились.
- Успеем до них еще раз пройти... Пошли, что ли?
- Тебе видней. Если будет драка, уходи сразу к земле. С тобой пойдет пара.
- Ладно.
Над своими войсками Сохатый поднабрал еще пятьсот метров высоты и стал заводить "Ил" в чужое, успокоившееся временно небо. Пока не стреляли, но он, не веря тишине, все больше и больше разгонял скорость, рассчитывая, что постоянное нарастание скорости при залпе зенитной батареи выведет "Ил" впереди разрывов, а потом и по направлению легче будет маневрировать.
Десятикилометровый отрезок пути заканчивался, когда он увидел шнурообразные следы от полета пяти снарядов. Отворачивая машину в сторону, на дальнем конце белесых следов Сохатый обнаружил батарею из шести орудий. Мысль уловила различие между пятью и шестью, но тут он почувствовал удар в самолет и услышал треск разрыва. "Это тот, которого я не увидел". "Ил" тряхнуло и начало опрокидывать на крыло. Сохатый обеими руками ухватил ручку управления, пытаясь вывести самолет из крена. Но машина не подчинялась. Иван кинул взгляд на правое крыло и увидел в нем огромную пробоину: завернувшийся против потока воздуха дюралевый лист обшивки тормозил крыло, и от этого все больше нарастал опрокидывающий момент. Стремясь уменьшить сопротивление воздуха, Иван перевел машину в набор высоты и сбавил мотору обороты: скорость начала падать. Почувствовав облегчение, Сохатый понял, что управление не перебито, самолет управляем, только к нему надо приспособиться. Тяжело дыша от усилий, спросил:
- Петь, ты живой? Не ранило?
- Нет, командир. Пронесло. Батарею вижу! - голос был относительно спокоен. Ремизов, видимо, не представлял, сколь тяжелую борьбу за жизнь машины выиграл летчик.
- Я тоже наблюдаю... - И передал истребителям: - "Маленькие", уходим домой!
Сохатый решил снижаться глубокой спиралью, которая могла быть принята противником за падение самолета, а ему позволяла понаблюдать за расположением батареи, лучше запомнить местность, чтобы во втором вылете сразу точно выйти на нее.