Ставлю рули снова на вывод!.. Жду два витка. Под самолетом нет построек - лес и поле... Еще виток!.. Все, высота кончилась!
Ему хочется попытаться еще что-то сделать, но опыт побеждает слепое желание бесполезной и опасной сейчас деятельности. Если даже через мгновение машина перестанет вращаться, то все равно высоты для ее выхода в горизонтальный полет уже не хватит... Придется прыгать на вращении!
"Прыгай, Иван! - приказывает он себе. - И ты долетался до главного своего испытания. Прыгай!"
Секунда, может быть, две потребовалось на выполнение принятого решения. Сохатый остро почувствовал, как трудно отпустить штурвал и бросить машину в беде, - но помочь ей было невозможно... Он взялся за скобы катапультного устройства. Освободил их от предохранителя и рванул на себя. Дернул что есть силы, хотя знал, что усилие требуется небольшое, и почему-то вспомнил парашютные прыжки и выдергивание вытяжного кольца. Там тоже он не мог приучить себя открывать парашют хотя бы вполсилы. Не мог избавиться от сомнения: "А вдруг не выдерну?"
Время текло, видимо, медленнее, чем работала его мысль, и Сохатому за доли секунды показалось, что автоматика катапультного кресла отказала. Но тут же услышал хлопок сброса фонаря, ощутил удар кресла снизу. Миг выброса из самолета почему-то не запомнился - в следующий момент глаза увидели небо.
Сознание отмечает, как ослабли привязные ремни, удерживающие его в кресле, вот ноги освободились от фиксирующих захватов. "Я свободен. Теперь - парашют. Буду открывать сам!" - успел подумать и почувствовал себя летящим вниз. Хотел уже браться за вытяжное кольцо, но в это время невидимые "руки" мягко подхватили его. Падение прекратилось - сработал автомат, и парашют раскрылся.
После рева двигателя, тяжелых перегрузок катапультного выстрела Сохатого окружила тишина парашютного спуска. Он увидел ниже себя падавший самолет. Истребитель быстро проваливался вниз, будто тонул в дымчатой голубизне воздуха, удаляясь, уменьшался в размере, пока не достиг земли.
Сохатый понял, что машина на земле потому, что она перестала вдруг вращаться. Как-то сразу замерла в неподвижности, а потом из ее середины полыхнуло пламя, вырвался черный дым и докатился звук взрыва. И острая боль сожаления кольнула сердце летчика.
* * *
Осмотрев парашют и устроившись поудобней в подвесном кресле из лямок, Сохатый стал готовиться к приземлению.
"Иван, ты, видать, везучий, - подумал он. - Тебе ни разу не приходилось слышать, чтобы летчик после происшествия, закончившегося катапультированием, докладывал тебе, как у него слетал фонарь, какого цвета было небо в этот момент, как уходило от него кресло И что оно делало с его ботинками. Никто из них не видел, а, может быть, видел, но не запомнил или стеснялся рассказать о своих наблюдениях и ощущениях. Но тебе, похоже, повезло: ты все это ощутил, увидел и запомнил. В этом, возможно, ты найдешь какое-то успокоение, а твои наблюдения и ощущения пригодятся другим".
Чем ниже Сохатый спускался, тем быстрее надвигалась навстречу земля, и он начал беспокоиться за ноги. Разглядывая вероятное место приземления, поучал себя: "Приземляйся на расслабленные ноги, ни в коем случае не лови ими землю, пусть она сама их найдет, тогда кочки и ямы не страшны".
Парашют немного раскачивало порывами ветра, и от этого земля шла на Сохатого волнообразно, как будто Кто-то наклонял ее к нему то одной, то другой стороной. Наконец встречное ее движение сменилось ощущением падения, и, почувствовав удар ног о землю, он повалился на бок. "Лежу на земле-матушке... И кажется, целехонек". Попытался встать, но не тут-то было: стропы парашюта прижали его к земле. Поняв, что встать в таком положении нельзя, Сохатый стал подтягивать стропы парашюта на себя. Выбирал их до тех пор, пока не опрокинул купол на землю.
Встав наконец на ноги и расстегнув замок подвесной системы, Сохатый сбросил с себя теперь уже ненужные лямки.
- С днем рождения, Ваня... Жить тебе теперь еще сто лет!
Он прошелся, потоптался, понагибался, проверяя своё состояние, и, убедившись, что цел, снял защитный шлем с головы. Настало время готовить аварийную радиостанцию к работе. "Сам отлаживал службу спасения, сам обучал, самого и спасать будут, и оценку спасателям тебе же придется выставлять".
Сел на свернутый парашют, чтобы передохнуть и собраться с мыслями. Прислушался к себе: волнения как будто и не уловил, но почувствовал подрагивающую напряженность мышц, их возбужденную готовность к новым испытаниям. Стараясь избавиться от ненужного напряжения, покрутил головой, поработал вверх-вниз плечами, подвигал лопатками и почувствовал облегчение. Послушал сердце: "Пульс восемьдесят. Пока неплохо, старина! А почему старина?.. Еще, кажись, не "укатали Сивку крутые горки".
Ощутив опять появляющееся на мышцах напряжение, Сохатый укоризненно стал выговаривать себе: "Ну-ка расслабься. Не натягивайся канатом, а то никакого отдыха не получится! Все, что случилось, - осталось в прошлом. Оно уже не может тебя убить, хотя и может иметь последствия на будущее".
Видимо, никогда человеку не побороть чувство страха. В воздухе бояться было некогда, но страх придет обязательно. Только когда и при каких обстоятельствах?
Сохатому хотелось пойти к лежащей метрах в пятистах от него на опушке леса машине и подумать рядом с ней, почему она взбунтовалась, не выполнила его волю, не вышла из штопора. Но Иван Анисимович сдержал себя, решив ждать вертолета на открытом месте, чтобы посадить его рядом с собой.
Вскоре Сохатый услышал шум мотора и похлопывание вращающегося винта вертолета. Он включил аварийную радиостанцию на передачу:
- Вертолет, я - сто первый, тебя вижу. Развернись вправо на сорок градусов. Как слышишь?
- Сто первый, слышу вас. Доворачиваюсь.
- Хорошо. Включаю рацию в режим маяка. Передайте на аэродром, что у меня порядок, повреждений нет.
* * *
Командир вертолета делал последний круг над местом аварии, а Сохатый смотрел через стекло иллюминатора на лежащий в перелеске самолет. С высоты в сто метров машина напоминала скорее полигонный макет, нежели упавший самолет: даже березки, окружающие его со всех сторон, стояли целехонькие, почти не опаленные взрывом. Белый дюраль плоскостей и фюзеляжа, освещенный солнцем, резко контрастировал с небольшим черным кругом выгоревшей травы.
"Как неожиданны порой наши жизненные дороги!- - думал Сохатый. - Через тридцать с лишним лет я вновь оказался на этой земле... Первый полет после училища выполнил здесь. И тут же впервые за все свои годы летной службы приземлился не вместе с самолетом... На войне горел и падал, садился не на аэродромы, но ни разу не пришлось бросать в воздухе машину, а сегодня в учебном полете вынужденно воспользовался катапультой. Десятки лет надевал и подгонял по себе парашютные лямки, пристегивался накрепко привязными ремнями к пилотскому креслу, каждый раз думал, что они мне не понадобятся. Делал это сам и требовал от других. На всякий случай! Но вот пришел и мой черед...
Достается такое испытание, к счастью, не каждому летчику. А те, кому выпадает этот трудный экзамен, оказываются, к сожалению, не всегда к нему готовы..."
Закрыв глаза, Сохатый попытался представить последние секунды полета. Сосредоточившись, он вновь увидел перед собой приборную доску. Стрелки подтверждали правильность его действий. Он опять мысленно включил форсаж и повел самолет вверх... Секунды и доли их выстраивались в его голове плотной шеренгой цифр, и в ней не было пустых, не просматриваемых мгновений, которые бы вызывали у него сомнение или требовали поиска ответа на то, как чувствовала себя машина, что он делал в это время... И вот новый срыв в штопор, которого, по его глубокому убеждению, не должно было быть.
"Но он произошел... Почему же? Что от меня ускользнуло? В чем я ошибся?"
Вопросы осаждали Сохатого с разных сторон. И оказавшись в плену бесчисленных "если" и "почему", генерал вытащил из кармана комбинезона блокнот с закрепленным в нем карандашом, на листках появились колонки цифр, характеризующих полет, а затем и вопросы, которые особенно волновали. Работа дисциплинировала мысль и даже радовала в какой-то степени. Иван Анисимович понимал, что свежесть впечатлений в сочетании с логическим осмыслением позволит именно сейчас наиболее полно и глубоко прочувствовать и проанализировать случившееся.