– Мы себя тихо будем вести…
– И не станем бесстыже кричать, как эта твоя… Молчун…
Что хуже всего, у меня не было даже нормальной возможности для уединения с ними, чтобы там уже на них наорать от всей души, построить как следует и толком пригрозить разгулявшимся не на шутку девицам. Их поведение следовало кардинально исправить, тем более что все предпосылки для этого были. Малое количество женского пола в нашем коллективе довольно сильно мужчин напрягало, так что две свободные женщины начинали становиться яблоком раздора. Даже казалось бы, не совсем вернувшийся к жизни Сурт Пнявый смотрел на красавиц и непроизвольно облизывался. А уж про постоянно краснеющего и смущающегося Лузгу Тихого нельзя было вспоминать без улыбки. Парень буквально млел возле девушек, превращался в тупого барана, хотя на прежнем месте жительства побаивался посматривать в сторону чужой собственности.
Да и не сравнить было двойняшек нынешних с той парой затюканных, измученных и печальных овечек, которыми они казались раньше. Теперь это были свободные, брызжущие энергией и красотой женщины, которые только одной улыбкой могли осчастливить каждого не только из нашей компании, но и высшего дворянского сословия мира Набатной Любви.
Опять-таки с оговоркой по поводу «всех»: лично я двойняшек не то чтобы побаивался, но почему-то всеми силами старался даже не вспоминать о той нашей страстной, пусть и нечаянной с моей стороны близости в Гнезде Озорных Купидонов.
Вот потому я и решил, уже одетый и собравшийся спускаться вниз:
– Ладно, тут ты и в самом деле права. Пусть отправляются с нами. А ты всё-таки шепни на ушко своим старым друзьям, чтобы они не терялись и ухаживали чуточку поактивнее. А уж я постараюсь, чтобы они чаще оставались с малышками наедине…
Зря такое словечко вставил, подруга сразу напряглась:
– Тоже мне, нашёл малышек! Чего это ты так ласково?..
Пришлось поспешно ретироваться, чтобы не нарваться на более едкие вопросы.
А на подворье, чтобы не терять времени до означенного завтрака, уже возились с одной арбой мой заместитель и все наши ветераны. Было решено не на себе волочь молоты, кирки, ломы и несколько массивных рычагов, а всё это катить за собой на транспортном средстве. Вот мужчины и занимались делом, мечтая выступить в поход как можно раньше. Я в процесс погрузки не вмешивался, зато решил сразу решить вопрос с окончательным составом:
– Мне кажется, для обороны башни лучше всё-таки оставить на пару мужчин больше… – а так как возражений с ходу не последовало, все только на меня уставились выжидающе, я продолжил уже с большей уверенностью: – С Ксаной и Франей останутся Лузга, Емельян и Сурт. Ну разве что ты, Неждан, можешь поменяться с Емельяном или с Суртом. Решай сам.
Видно было по сморщенному лбу ветерана, что он и в поход хочет с нами отправиться, и со своей будущей супругой побыть. А так как ему семейная жизнь ещё нисколечко не приелась, он думал недолго:
– Пойду сообщу Емельяну, что остаюсь вместо него.
Когда мы остались вчетвером, довольно деликатно поинтересовался Степан:
– А-а-а… с чего это вдруг? Вчера вроде думали иначе.
– Мало ли что там мы вчера думали, – проворчал я, потом шагнул к своему заместителю и прошептал на ухо: – Незаметно побеседуй с Ксаной! Она тебе растолкует, что к чему.
Тот тоже убежал. Ну а оставшиеся Ольшин и Ратибор просто глазели на меня вопросительно, так что пришлось им тоже давать некие пояснения своих действий:
– Дело молодое, житейское. Пора уже давать шанс парам как-то вместе образовываться… Что Степан, что Тимофей в последнее время за двойняшками сильно приударили, и те вроде их не отвергают. Так что пусть рядом побудут во время нашей разведки.
О-о-о! Вот тут у наших ветеранов рожи-то и скривились. Сразу мелькнуло у меня подозрение, что они сами на свободных девиц глаз положили, а тут вдруг молодой командир им всю малину перепортил. Да и последующие слова Ратибора моё предположение подтвердили:
– К чему такая спешка? И с чего именно такое решение? Ты тем самым как бы подталкиваешь женщин по выбранной именно тобой дороге. А может, у них иное мнение? А может, они пожелают выбрать кого-либо иного? Сам же утверждал о полной свободе выбора и полном равноправии.