— Насчет прогрессивки сомнений нет.
— А что? Законно! — подтвердил Шалонов.
— Наше отдай, не греши! — продолжал Маркел. — За безаварийность, за скоростной спуск колонны, за…
— Ну–у… зазазакал!.. Ты опусти ее раньше, колонну–то — окоротил Маркела Бек.
— Опустим законно! Не впервой! — опять подал бодро свой голос Шалонов.
— Медведь еще по лесу ходит, Ванюша, а ты его шкуру планируешь, — засмеялась Варвара Оттовна, державшая всю жизнь руку мужа.
Карцев улыбнулся, сказал негромко:
— О летчиках говорят, что они, мол, суеверные. Ничего, конечно, хорошего в этом нет, но есть одно суеверие просто замечательное!
— Какое? — спросила Валюха.
— Бывалый пилот, например, никогда не скажет категорически: «Я прилечу, совершу отличную посадку, а вечером мы пойдем в клуб, и я выиграю у тебя три партии в бильярд». Или что‑то в таком роде. Нет, бывалый пилот скорее скажет так: «Ежели я вернусь с полета и нормально приземлюсь, то вечером мы, возможно, сходим в клуб ия — чем черт не шутит! — сумею обставить тебя в бильярд». Смекаешь, Ванюша?
— Тужусь… Шевелю мозгами… — хмыкнул Шалонов.
— Умные‑то всегда цыплят по осени считают… — заметила Валюха.
— Одно дело — хвастовство, а другое — уверенность, — возразил Шалонов многозначительно. — Шоферы ка«говорят: не уверен — не обгоняй!
— Мастер Зайцев был уверен, вот и загорает теперь без шлангов…
— Хе–хе! Нам не страшен серый волк… — заверил убежденно Шалонов.
— По–твоему, мы заговорены? — покосился на него Карцев.
Шалонов, довольный, что сумел заинтриговать товарищей, рассмеялся:
— Знаешь пословицу? Запас в… одно место не колет?
— Ты хочешь сказать, что у нас есть запас шлангов? — переспросил недоверчиво Карцев.
Вопрос показался, видимо, столь наивным, что рассмеялись все. А Маркел, стукнув по плечу Карцева, успокоил:
— Не дрейфь, хватит, и даже останется. На следующую бурилку потащим…
— Во–он что!1 — протянул Карцев и потер свой подбородок.
Ему представилась опутанная проводами комната Леонида Нилыча, расстроенное лицо голодного Искры-Дубняцкого, вспомнился разговор о тяжелом положении, в котором оказались буровые бригады из‑за негодных шлангов. Кожаков в Нагорном обивает пороги, выспрашивает, а у Середавина где‑то лежат запасные, нужные всем до зарезу. Что за нелепость? Почему бы ему не дать их в дело, пока прибудут новые?
Об этом и спросил Карцев у присутствующих прямо.
— Во выдал! — присвистнул Маркел и нахмурился: — Отдай, значит, дяде, а сам иди к тете?.. — фыркнул он с мгновенным озлоблением и посмотрел несколько встревоженно на Бека.
«Не я буду, если этот сознательный не разболтает наш секрет», — предупреждал его взгляд. Бек пояснил поспешно и малоубедительно:
— Это, Виктор Сергеевич, не ворованное добро, а сэкономленное. Дело сугубо наше, внутрибригадное. Разберись получше, что к чему — поймешь.
Образу мышления Карцева, воспитанного в войсках, где взаимная помощь и выручка является «альфой» и «омегой», чуждо было подобное равнодушие к бедственному положению товарищей. Сказал глухо:
— Мне настойчиво твердили: хочешь стать настоящим бурильщиком, подмечай и перенимай у Середавина все секреты мастерства. Что же это значит? Оказывается, надо действовать по формуле: «Все средства хороши — был бы результат». В этой формуле кроется успех работы. Ну что ж, спасибо за науку. Только наука такая, Генрих Иваныч, ничего общего, кажется мне, с бурением не имеет… У нее другое имя… У науки этой…
Карцев посмотрел в упор на Бека, и тот вдруг покраснел так, что не стало видно веснушек на его лице и руках.
Вахта натянуто молчала.
Маркел посмотрел сквозь стакан на электролампочку под потолком, а затем, кашлянув, изрек брюзгливо:
— Много у нас любителей развелось ездить в рай на чужом горбу…
— Абсолютно с тобой согласен! — подхватил Карцев.
Маркел похлопал глазами, соображая, что тот имеет в виду, но, не осилив трудной для себя задачи, потянулся за спасительной бутылкой.
— А хочешь, я скажу, о чем ты сейчас думаешь? — подался Карцев через стол к Маркелу.
— О чем же это я думаю? — переспросил тот задиристо.
— А о том, что вот пришел, дескать, какой‑то черт-те откуда, ^е смыслит ни бельмеса, а туда же: поучать всех, как жить на свете. Мораль наводит! А нам плевать на его мораль: в одно — влетело, в другое — вылетело… Худо будет, если начальству продаст. А что? Продаст запросто. Чтобы выслужиться. Ладно, не возражай, — поднял руку Карцев, хотя Маркел и не собирался возражать, и остальные сидели, опустив взгляд на стол. — Только тут ты ошибаешься, — продолжал он. — О таких делах я привык говорить открыто. И скажу при случае где угодно, всем скажу, а заниматься доносами не приучен с детства. У нас, на Таганке, за такие штуки били большим боем. Между прочим, есть и другой выход: так как я особенной ценности для вахты не представляю, то будет правильней освободить вас от моего присутствия.