Карцев, как и все остальные, с удовольствием смотрел на Валюхину подругу и вдруг смутно затылком почувствовал на себе чей‑то пристальный взгляд. Резко обернулся. В тени шкафа стояла Валюха — глаза ревниво прищуренные, колючие. Заметив движение Карцева, она поспешно опустила голову и принялась теребить концы пояска на своем платье.
«Ни черта себе!» — удивился Карцев и, встав потихоньку, пошел на кухню покурить. Приоткрыл форточку, вдохнул бодрящего степнячка, чиркнул спичкой. «Странноватая, я бы сказал, вечеринка с легкой музыкой…» — подумал он в неясной тревоге и почувствовал, как позади дрогнули половицы — кто‑то входил в кухню.
Оглянулся — Валюха. Губы приоткрыты в непонятной усмешке, в прищуренных все так же глазах — словно потревоженные ветром светлячки.
— Ну, как вдовушка? — спросила она с деланной развязанностью.
— Какая вдовушка?
— Будет вам прикидываться! Всю небось до ноготков сквозь глаза свои процедили.
— Ничего не понимаю, — развел руками Карцев и ни с того ни с сего густо покраснел.
— Ага! — воскликнула Валюха с явно наигранной веселостью, потому что взгляд ее оставался таким же колючим и ревнивым, как в ту секунду, когда она стояла в тени шкафа.
— Глупости, — сказал Карцев. — Первый раз вижу человека. Мне все равно, кто она: вдовица, девица или мужняя жена.
— Ой ли? Неужто не понравилась? Хе–хе! Языком-то сбрехнуть не шутка, а глаз — он всегда выдаст… — погрозила Валюха пальцем.
— Что это вы все взялись за мейя? — спросил Карцев, и лицо его досадливо покривилось. — И так муторно на душе, а тут вы еще шпигуете. Те давеча, — кивнул он на дверь, — за шланги… Лучше б вовсе не знать про них. Тьфу! Не хочется уходить из бригады, а придется, раз «не сработался с коллективом». Вся рота в ногу, один я… Э! Всегда так. Дурацкий характер, не могу по–другому.
Валюха помолчала и вдруг, подавшись порывисто к Карцеву, с необыкновенной серьезностью, волнуясь, прошептала:
— Конечно, дурацкий! И не дай бог, чтоб стал другим. Потому что… ты лучше, в тыщу раз честнее прочих умников, хоть и лезешь на стены.
Карцев, озадаченный ее словами, опустил смущенно голову. Верилось и не верилось… Чересчур уж хорошо все, искренне все это вышло у Валюхи! Что‑то и не упомнит он, чтобы какая‑нибудь женщина говорила с ним так откровенно и сердечно. Страшная сила — участие!
— Знаешь что, — встрепенулась Валюха, — давай выпьем. Здесь, вдвоем. Мне нужно. Я хочу.
Она сдернула с настенного шкафчика бутылку, плеснула в два стакана, прошептала что‑то невнятной скоро–говоркой, словно заклинание, глядя Карцеву в глаза. Все это — порывисто, стремительно, со странным смешком. Выпив, она тут же ушла к гостям. Карцев только удивленно пожал плечами.
Вечеринка затянулась далеко за полночь. Варвара Оттовна давно и настойчиво трясла мужа идти домой, а тот твердил одно:
— Завтра выходной… Я пьянствую только по праздникам.
— Да тебе уж распорки в глаза ставить пора! Давай поднимайся!
Наконец Бек стронулся с места. С ними ушла и Саша: ей утром предстояло варить фундаменты под дизели на новой буровой. Карцев порывался было уйти со всеми, но хозяева — ни в какую: сиди да сиди. А когда последние гости распрощались, и вовсе запретили уходить: «Автобусы работу закончили, чего тащиться пешком в чертову даль? Напорешься еще на хватов–ночников, так и сила не поможет: стукнут сзади по голове и бросят раздетого под забором».
Карцев не на шутку рассердился, стал пенять Маркелу, но тот так накачался, что говорить с ним значило бесполезно тратить время. Пришлось помочь ему раздеться — он тут же упал на кровать и захрапел. Валюха молча постелила Карцеву в комнате на софе, собрала со стола грязную посуду и, выключив свет, понесла на кухню. Карцев лег и быстро задремал, забылся.
Говорят, здоровый человек снов не видит. Карцева редко тревожили сновиденья, но тут, на новом месте, ему привиделся сон. Будто светит жаркое солнце, а он лежит под кустом белой сирени, и вся он–а в буйном цвету, точно тяжелыми хлопьями снега облеплена. Даже во сне аромат ее ощутим. Приятно так дышать. Вот только ухо почему‑то болит. «Отлежал», — смутно подумал Карцев в полусне, перевертываясь на спину, и открыл глаза.
В комнате полумрак. Из спальни за стенкой доносится храп хозяина, сквозь заиндевевшее окно луна сеяла свой неверный свет. Он был зеленоват, как пронизанные лучами южного солнца морские волны. Карцеву показалось, что в волнах кто‑то купается — нежнобелое прекрасное тело… Он потер глаза и вдруг вскинулся, словно бы кто подбросил его. Валюха! Полуодетая Валюха склонилась над ним, блестя светлячками глаз.