Опять вышку основательно тряхануло. Ведущий погрозил водителям кулаком. Те посмеиваются: забавно смотреть на переживания этого ворчливого парня, будто они без его подстегиваний не понимают. И так сидят все как на иголках, потому что скорость нынче действительно велика, такой еще никогда не бывало.
Но вот — стоп! Поперек пути — линия высоковольтной передачи. На мачтах–раскоряках дятлами повисли монтеры, открепляя тяжелые провода, иначе вышке не пройти. Две толстые жилы лежали уже на земле, а с крестовин опор свешивались гирляндами похожие на булки изоляторы.
Ведущий напустился на старшего линейного электрика:
— Вы что же тут сачка давили, не подготовили трассу?!
— А вы чего приперлись раньше срока? — огрызнулся тот, — и пошла перепалка.
— Эй, голова! Иди сюда! — позвал линейного тракторист в танковом ребристом шлеме.
— Зачем?
— Спор у нас тут вышел. Какой у вас разряд или как там… называется…
— У нас группа, — ответил с достоинством линейный, не подозревая подвоха.
— У них группа! Понял?
— Гм… Группа, стало быть?
— Ага. У всех инвалидов группы.
— А–а! Стало быть, и эта братия пенсюки!
— Спрашиваешь! По работе разве не видно?
— Эй, ты! На верхотуре! Ку–ку! Чешись поживее, что ли!
Трактористы собрались в кучу, набросали промасленной ветоши, зажгли костер. Сегодня ветрено. По небу неслись плоские белые облака. Посмотришь — и кажется: не облака, а вышка несется им навстречу.
Линейный электрик, задетый насмешками трактористов, спросил того, что в ребристом шлеме:
— Послушай, что‑то мне личность твоя больно знакома. Не ты ли, слышь, центровал А–образную вышку на промысле?
— Гм! Ты спроси, где я не центровал! — сплюнул тот важно через губу.
— То‑то я и вижу: больно ретивый стал после перчика…
— При чем здесь перчик? — буркнул тракторист и заговорил о чем‑то другом, но вся ватага закричала:
— Эй, друг, расскажи, что за перчик?
Линейный того только и ждал, но для вида поломался.
— Да особенно‑то и рассказывать нечего. Жили мы тогда на отшибе, с харчишками не ахти, а этот хитрый парняга как вечер, так на свою колымагу и — в соседнюю деревню обжираться. Вернется и хвастает, пыхтит не отдышится, да еще пристает ко всем, чтобы, видите ли, дали ему туалетной бумаги… Раз, другой, а на третий Колька — во–о-он висит на опоре, — показал линейный, — подсунул ему листок с картинкой. Время идет, а обжора как подался на бугор, так словно канул. Что за черт? Подождали еще и пошли искать. А он, оказывается, гуляет. Резво так, туда–сюда, туда–сюда. «Давай работать!» — кричим ему, а Колька говорит: «Пусть еще погуляет. Я ему подсунул пакетик от остро–жгучего перчика…»
Дружный хохот заглушил слова линейного. Персонаж рассказа смеялся заодно со всеми, но не очень весело. Теперь, пожалуй, так и помрет «проперченным».
— А ну, кончай баланду! — скомандовал ведущий. — По местам!
И вышка поползла меж высоковольтных опор, свободных от проводов.
Вскоре навстречу показался Хвалынский. _ Вылез из вездехода, поздоровался с ведущим и зашагал рядом широкой, размашистой поступью геолога, умеющего экономно расходовать силы. Вдруг, спохватившись, воскликнул:
— Постой, какая у тебя скорость?
— Форсированная…
В этот момент вышку колыхнуло так, что у Хвалынского сердце екнуло.
— Ты в уме? — крикнул он. — Где Широков?
— Спит. Он часов пять таким вот макаром порхал… Вперед кузовом…
— Поразительные порядки! Начальник цеха почивает, а тут марафон устроили!
— А мне что? Как приказано, так и веду.
— А ну, живо мне Широкова! Где он спит?
— На полатях, — показал ведущий на верх вышки.
— Где–е-е?
— Там… с мастером, который вместо Середавина…
У Хвалынского глаза на лоб полезли:
— Останови немедленно!
Через минуту Широков и Карцев предстали пред грозные директорские очи. Хвалынский посмотрел на них взглядом, от которого полагалось вздрогнуть, но ни один, ни другой ухом не повели.
— Ну, как спалось, молодые люди? — спросил он с вкрадчивой улыбочкой, не предвещавшей ничего хорошею.
Широков и Карцев пожали уклончиво плечами.
Абсолютно уверенный, что распрекрасная парочка строит из себя дурачков, директор спросил еще раз:
— Так какой же вам сон снился?
— Так, мелочишка всякая… — буркнул Широков.
— Ничего стоящего, Петр Павлович, — поддержал его Карцев шутливым тоном.
Но секунду спустя им пришлось разувериться в юмористическом настрое начальства, поскольку оно довольно сурово и недвусмысленно объявило: