Эмма Михайловна: Мы венчались в 1992 году после тридцати лет семейной жизни. Сын позвонил: «Мама, вам надо обвенчаться, я уже кольца заказал».
Василий Семенович, отец владыки: Обвенчать нас была его идея. Эмма говорит: «Я-то согласна, но как отец?» А мне незадолго до того рассказали, что это за Таинство, в чем его смысл. И я отвечаю: «Сейчас я с удовольствием». Единственное, просил, чтоб народу было поменьше – я в этом смысле стеснительный. Но все прошло отлично. Венчали нас на Юго-Западной, в храме Архистратига Михаила. Отец Виктор Клиндухов венчал, отец Зосима ему помогал. Я говорю: «Надо же, дети своих родителей венчают...»
Александр Сперкач: Семинарист Игорь Давыдов стал моим крестным. Я тогда уже сам пришел к мысли, что нужно креститься, но как-то не мог сообразить, к кому обратиться по данному ответственному делу. Только подобная мысль утвердилась в моей голове, Игорь при первой же встрече спросил, крещеный ли я? И тут же предложил себя в крестные.
Тихон, епископ Подольский:
Господь меня привел в духовную школу в 1987 году, а через год я имел радость познакомиться с Игорем Давыдовым. Студентами-семинаристами мы жили очень дружно. В нашей среде очень быстро проявились люди с устремлением к монашескому деланию. И Игорь, и я, и многие другие ходили на братский молебен, на братскую трапезу как бы примеряясь к будущей монашеской жизни.
Он отличался необычайным добросердечием, скромностью, кротостью, то есть таким добротолюбием, которое никогда не встретишь в среде мирской, да которое нечасто бывает и в среде семинарской. Он был не лишен и чувства юмора, но даже и юмор его был кротким. И несмотря на то, что учились мы с ним в разных классах, мы были очень дружны.
К нему всегда тянулись люди, которые находили в нем то, чего не могли найти у других. Именно духовное устроение привлекало к нему.
Монашеский постриг он принял раньше меня. Спустя некоторое время и я смог осуществить ту мечту, которую имел с детства – стать монахом. И как бы дальше ни разбрасывала нас жизнь, те первые годы, семинарские годы, стали основой наших будущих отношений и фундаментом, на котором каждый из нас с помощью Божией старался строить свою судьбу...Игумен Иов (Талац):
В монастыре мы с владыкой, конечно, общались много. Очень любили говорить об Иисусовой молитве, советовались, делились прочитанным, говорили о том, как бороться со страстями, которые молитве мешают. И хотя у нас было полное равенство в отношениях, я считал, что он больше меня знает и любил с ним советоваться, задавать вопросы. Я помню, он говорил, что Иисусова молитва – это труд, упорный труд, но успех ее зависит только от милости Божией. И благодать Свою Господь дает только при условии, если ты ни словом, ни делом не обидишь своего ближнего.
Он мне рассказывал, что однажды Господь даровал ему благодатную молитву и она шла долгое время, но... но в конце концов потерялась именно потому что он проявил какое-то невнимание к брату. Причем, поскольку молитва есть дело внутреннее, то и проявление этого невнимания тоже было не внешним. Внешне владыка никогда и никого не мог обидеть. Но иногда достаточно даже подумать о ближнем с неудовольствием, чтобы благодать Божия отступила от тебя, а молитва потеряла свои крылья...
На беседы к батюшке Алексию мы ходили два-три раза в неделю, и он принимал нас для подробного разговора. Проблемы мы обсуждали вместе, сразу вдвоем. Батюшка сидел посередине, мы по бокам, и мы задавали ему свои вопросы. Батюшка или сразу давал нам ответ, или советовал, какую книгу надо прочесть, кто из святых отцов говорит на эту тему.
В монашество нас постригали вместе, под великомученицу Варвару. Первым полз владыка Зосима, вторым я, третьим – отец Антоний. Но постригали нас в обратном порядке и получилось, что старшим стал отец Антоний, вторым я, а третьим – владыка Зосима. Таким образом, монашеский день рождения у нас троих общий. А потом по лаврской традиции мы три дня находились в алтаре храма. В это время мы старались не спать, читали Евангелие и Псалтирь всю ночь напролет, по очереди. И помню, в какой-то момент я очень устал и уже не мог читать. И тогда владыка взял на себя мою очередь и читал Псалтирь за меня...Очень он любил собирать мощи святых. И это было не коллекционирование, а проявление любви к святому. Он сам делал мощевики для этих мощей – и для Данилова монастыря, где он тогда был насельником, и для своих друзей, и для себя. Как-то раз он заказал для меня серебряный мощевик и практически сам оплатил его изготовление. А это было очень недешево, да и денег-то у нас, как у монахов, никогда не было.