Так говорит доктор Док107.
Преп. Синклитикия и святые отцы еще за полторы тысячи лет до него не только высказывали то же самое, но и исполняли на деле. Это невольное подтверждение, оправдание и даже восхваление наукой поступков гонимых миром монахов и аскетов знаменательно в наше время.
Павел Проценко. На пути в Небесный Иерусалим. История одного бегства
Что заставляет человека оставить мир? Обыденное сознание еще может понять, когда грешник, ужаснувшись мерзости греха, в раскаянии бежит от порока к свету. Но когда юное чистое создание уходит в монастырь, начинает жить только для Бога — это вызывает недоумение и протест. Вместе с тем подобные примеры можно встретить в каждом поколении на протяжении всей истории христианского мира. Всегда находятся избранные, которые с ранних лет остро осознают, как Божественное добро хрупко, как легко можно его утратить, разбить в суетной и невнимательной жизни. Личность усыхает без постоянного обновления в доброделании. Для того чтобы обрести устойчивость среди водоворота страстей земного существования, человек уходит в монастырь, обращается к подвижничеству, начинает тяжкую борьбу за свою душу. Монашество не является сословием (хотя бы и духовным, каковым по
недоразумению оно когда — то считалось), монашество — это состояние человека, качество его личности. В каком — то смысле мы все призваны хоть в чем — то быть монахами. И прежде всего в главном: в постоянном стремлении любить Христа и открывать свое сердце навстречу Божественной любви. Пути святых таинственны и часто недоступны нашему пониманию. Ради стяжания добродетелей они терпят брань и клевету, унижения и побои. Но за внешним убожеством своего существования они открывают источники вечной жизни. Тайна подвижничества, святости диктует необычность поведения.
На заре современной цивилизации в конце III — первой половине IV веков в Египте подвизалась преп. Синклитикия Александрийская. Ей выпало жить в сложную переходную эпоху, когда последние страшные гонения Римской империи на христиан сменились после принятия Миланского эдикта (313 г.) периодом веротерпимости. Преподобная считается основательницей женского пустыннического общежития и принадлежала к тому поколению, которое положило начало широкому монашескому движению в Церкви. Биографические сведения о ней скудны, но можно предположить, что благочестивая атмосфера родительского дома (сохраненная вопреки гонениям) сыграла существенную роль в решении юной Синклитикии уйти, после смерти родителей, из мира. Животворный опыт аскетов часто нам труднодоступен, в силу того что мы живем не так, как жили святые. Раскрыть его могут только идущие таким же узким подвижническим путем. Так, в основании этой книги лежит единство в вере и подвиге двух людей, разделенных пространством в шестнадцать столетий. Лишь тот, кто постоянно жил самоотверженной любовью ко Христу, мог увидеть в изречениях святой, записанных в древности, учебник аскетики, обращенный к каждому, — мост, ведущий к доброй и милосердной жизни.
Церковный писатель, раскрывший в сохранившихся поучениях преподобной заложенное в них аскетическое учение, еп. Варнава (Беляев) — почти наш современник, он трудился для Бога в эпоху, когда, после гибели Российской империи, государство нового типа обрушило на Церковь кровавые гонения. Многие черты в судьбе епископа сближают его с преподобной Синклитикией; неудивительно, что он прочел ее наставления сквозь призму своего личного пути. Если святая является одной из основательниц женского монашества, то еп. Варнава может по праву считаться одним из устроителей церковной и подвижнической жизни среди безбожного и агрессивного государства, хранителем и продолжателем православного Предания в условиях технократической и атеистической культуры.
…Николай Никанорович Беляев, будущий епископ, блестящий писатель и юродивый Христа ради, родился в Москве в 1887 году в больничном доме при Покровской церкви, куда близкие поместили его мать из — за тяжело протекавшей беременности. Врачи запретили ей иметь детей, и то, что в сравнительно позднем возрасте, после семнадцати лет бесплодства, у нее все — таки родился первенец, воспринято было окружающими как событие необычное.
Жительство его родители имели в селе Раменском Бронницкого уезда Московской губернии. Мать происходила из духовного сословия (дочь деревенского дьякона), а отец, Никанор Матвеевич, был рабочим, старшим слесарем ткацкой фабрики («теперь это своего рода “голубая кровь”, — вспоминал его сын в двадцатые годы, — что меня спасло от смерти в ГПУ)».
Родители Николая прошли испытания фабричной казармой «с плачем детей, визгом и дракой подрастающих ребят, спорами женщин — работниц из — за горшков на общей кухне, постоянной жизнью у всех на виду», однако обстоятельства закалили их волю и научили терпению, а результатом упорного труда и замечательной бережливости стал небольшой дом, выстроенный отцом на окраине села. Но достижение материального благополучия не стало основным стержнем существования, их облик всегда отличала глубокая совестливость. «Знаменитые страницы аввы Дорофея о хранении совести к вещам, — писал епископ о своих родителях, — как будто были ими выучены наизусть и тщательно применялись во всех хозяйственных случаях. Они охраняли свое добро как приставники, которым поручили беречь его больше собственных глаз, ибо оно не им принадлежит. Потому — то они и с радостью благотворили нищим…» Люди маленькие, они исполняли свой долг перед лицом вечности.
Ярким воспоминанием осталась у Николая картина ежегодного крещенского крестного хода на сельскую Иордань (шли, в основном, фабричные рабочие, у которых единственный интерес был в радении о своем храме). Он любил слушать рассказы девяностолетней бабушки о прошлом (улавливая в ее повествованиях отголоски чуть ли не библейских времен); его увлекала техника, устройство различных механизмов, восхищали паровозы. Но главное впечатление детства — мать, молящаяся ночью у иконы, дрожащий огонек лампады. Россия, которую он видел сквозь окна отчего дома, была страной веры и труда.
Родители, как и многие рабочие люди того времени, с религиозным благоговением относились к знаниям (в пореформенном обществе постоянно возникали различные просветительские школы, кружки, куда тянулись низы в поисках цельного мировоззрения). Неудивительно, что сына они смогли определить в московскую гимназию, курс которой тот окончил с золотой медалью (отсюда и знание шести языков).
Влияние матери, уже после ее смерти, оказалось решающим при очередной развилке жизненного пути. Накануне поступления в Институт инженеров путей сообщения (1909 г.; от медалиста требовалось сдать лишь один экзамен) с ним случился внутренний переворот, и он чуть не с экзамена уходит паломником в Оптину пустынь, о которой незадолго до того впервые услышал, знакомится там со старчеством как с религиозным явлением и лично со знаменитым старцем Варсонофием (Плиханковым). Уже через год Николай поступает в Московскую духовную академию, где вскоре принимает монашеский постриг с именем Варнава.