Утром, если в скиту была своя литургия, которая обыкновенно начиналась всегда не раньше шести часов, старец с келейниками вставал за полчаса или за час перед службой, прослушивал часы с изобразительными и отпускал келейников в церковь, а сам оставался один с единым Богом. Только это короткое время и было единственным временем, когда он мог побыть в безмолвии. Как он проводил это время, уже никому не известно. А приходившие из церкви келейники, вместе с писарем, заставали его всегда почти сидевшим на своей койке, с поджатыми ногами, за чтением книги: или Посланий апостольских, или Псалтири, или Добротолюбия, или преподобного Максима Исповедника, или, наконец, Исаака Сирина. Все эти книги он читал непременно на славянском наречии, потому что, как выше замечено, очень любил славянский язык. На книгах он иногда делал собственноручно заметки; например, как помнится, под словами апостола Павла: дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня (2 Кор. 12, 7), — подписано было старцем в виде подстрочия: «Александр ковач109». В Добротолюбии же и в книге святого Исаака Сирина было очень много для памяти подчеркнутых старцем мест. Возвратившиеся из церкви писарь и келейники предварительно входили с молитвой к старцу и получали от него благословение, а старец, сидя за книгой, тут же иногда укажет кому-нибудь из них особенно назидательную в книге коротенькую статейку и даст прочитать; потом отпускал всех их подкрепиться чаем и сам подкреплялся. Скоро затем писарь возвращался к старцу, и начиналась обычная диктовка писем, а там подходили посетители и посетительницы; начинались по-прежнему стук, звон, шум, ропот. И так — уже до глубокого вечера опять все по-будничному. Иногда же от большого в праздничный день прилива посетителей старец утруждался больше, чем в будни. Если же в скиту своей службы не было, то старец оставлял при себе одного келейника для прочтения часов, а прочих отпускал в монастырь к ранней обедне, которая всегда по праздникам начинается там в пять часов.
С некоторой особенностью встречались и проводились старцем великие праздники — Рождества Христова и Святой Пасхи. Недели за две до праздника старец продиктовывал так называемое «общее поздравление», которое и переписывалось в немалом количестве экземпляров. Кстати, заметим здесь, что эти общие поздравления имеют свою историю. В середине шестидесятых годов их еще не было. Но вот главный писарь отец Климент подал старцу мысль ради таких великих праздников рассылать некоторым, особенно преданным ему духовным дочерям в женских обителях самые краткие поздравления вроде визитных карточек. Писалось на маленьких клочках почтовой бумаги так: «Сестра о Господе, мать (такая-то)! Поздравляю тебя с праздником Рождества Христова (или Воскресения Христова)». Поздравление это заканчивалось собственноручной подписью старца: «Иеромонах Амвросий». Но такие кратчайшие поздравления скоро оказались батюшке не по вкусу. К празднику Рождества Христова 1869 года и к Пасхе 70-го он уже сам продиктовал краткие общие поздравления с праздниками. Приближался затем опять праздник Рождества Христова. По установившемуся уже обычаю нужно было и опять готовить общие поздравительные письма. Старец обратил теперь на это особенное внимание, сказав: «Уж если писать, так написать должно что-нибудь полезное и назидательное», — и продиктовал первое глубоко назидательное общее поздравление, в котором, изъяснив таинство наступающего праздника, приглашал унылых и нечувственных со смирением и зазрением себя усердно и с благоговением внимать в сие время чтению и пению церковному и от них, как от источника жизни и бессмертия, почерпать утешение, вразумление и спасение милостью и человеколюбием Сына Божия. С этого времени уже до самой кончины своей готовил старец замечательные по своему содержанию рождественские и пасхальные общие поздравления110. Удивительно памятлив был старец. В продолжение двадцати одного года он диктовал эти поздравления и, несмотря на то что никогда не справлялся о содержании продиктованных в прежние годы писем, всегда говорил непременно о разных предметах.
Но вот наставал канун праздника. Келейники заботились о возможной чистоте старцевых келий. Число посторонних посетителей сравнительно уменьшалось, так как каждый заботился встретить праздник у себя дома. Старец в это время больше занят бывал исповедниками, и притом из своих братий. Иногда неспешно переходил он по какой-либо нужде из кельи в келью. Лицо такое светлое, святолепное. Видно было, что благодатный мир и невозмутимая тишина наполняли его чистую душу. Любящее сердце его отверсто было ко всем. Отечески ласковое слово, взгляд или прикосновение рукой вызывали иногда у окружавших его слезы умиления. Несколько раньше обычного старец ложился для краткого отдыха, а в самую полночь, когда в монастыре ударяли к утрени, вставал. Служащий иеромонах и певчие были наготове. Из двух имевшихся для келейного служения риз ради праздника подавалась получше. Зажигались пред святыми иконами свечи, и начиналась утреня, которая отходила несколько раньше монастырской. Затем болезненный старец ложился опять для отдыха, который, впрочем, скоро прерывался, потому что монастырские певчие, тотчас по окончании утрени, приходили в скит поздравлять старца с праздником, а за ними и все скитские братия. В праздник Рождества Христова славили Христа, а на Пасху пели девятую песнь пасхального канона с возглашением заздравной ектении о старце, после чего старец со всеми пришедшими к нему, сидя на своей койке, христосовался и оделял красными яйцами. Перед литургией старец, по обычаю, прослушивал праздничные часы и отпускал всех своих келейников в монастырь к обедне, которая начиналась порану. В скиту в первые дни этих праздников своей службы не бывает. По окончании литургии хотя посетителей с обычными нуждами и скорбями почти не было, зато много было поздравляющих с праздником, а среди поздравителей замешивались иногда и толкуны. Потому старец и в эти великие праздники был в непрестанной молве. На другой день праздников — Рождества Христова и святой Пасхи в скиту всегда служил литургию настоятель монастыря отец архимандрит Исаакий соборно, а после, вместе со служащими иеромонахами и иеродиаконом, шел к старцу поздравлять его с праздником. Старец с любовью принимал дорогих гостей и, сам усевшись на своей постельке с поджатыми ногами, кушал с гостями чай. Легкий разговор о чем-либо с близкими, в особенности со старшими братьями, был для него некоторого рода развлечением. Любил он послушать новости, церковные и общественные, и сам порасскажет, бывало, что-либо. Откушав чаю, отец архимандрит в первые дни помянутых великих праздников всегда обедал в скитской трапезе, а старец принимал у себя поздравителей и простых посетителей.
110
Эти общие поздравления изданы от Оптиной пустыни особой брошюрой под заглавием «Поучения иеромонаха Амвросия в общих праздничных приветствиях 1870-1891 гг.», Москва, 1892.