Иногда же старец назначал служить молебны пред местными чудотворными иконами или посылал в Тихонову пустынь (18 верст от Калуги) помолиться угоднику Божию Тихону Калужскому и покупаться в его целебном колодце. Но иногда, по данной ему от Господа благодати, исцелял и своею непосредственною молитвою, как показывают следующие, например, случаи. Вышеупомянутая духовная дочь о. Амвросия, А. А. Шишкова, рассказывает о себе: «В 1877 году я очень хворала, почти год, сильною горловою болезнью, вследствие простуды. Едва могла я глотать одну жидкую пищу. Жила я тогда в деревне и лечилась. Доктора, видя, что болезнь моя усиливается, посоветовали мне ехать в Москву, созвать консилиум и жить за границей в теплом климате. В это время в соседний женский Троекуровский монастырь приехала г-жа Ключарева, жившая со своими внучками при Оптиной пустыни, где вблизи было у нее свое имение. Узнав, что я так хвораю, она предложила монахиням передать мне ее совет ― обратиться к оптинскому старцу о. Амвросию письменно и просить его молитв. Сначала я не обратила внимания на эти слова. Но, видя ухудшение своего болезненного состояния, решилась написать старцу (хотя и не знала его), прося его молитв за меня, болящую. Батюшка скоро мне ответил: „Приезжай в Оптину, ничтоже сумняся; только отслужи молебен Спасителю, Божией Матери, св. Иоанну Воину и свт. Николаю Чудотворцу“. Предложение поехать в Оптину пустынь меня сильно устрашило, ибо я знала, какой длинный и трудный путь предстояло мне совершить, между тем как от истощения сил я не могла вставать.
„Как я поеду?“ ― думалось мне. Но подчеркнутые слова ― „ничтоже сумняся“ ― подкрепили мой дух и мои силы, и я, несмотря на просьбу детей не ехать и на убеждение доктора, пригласила священника, отслужила молебен и на другой же день поехала, сначала в карете, а там по железной дороге и снова на лошадях. По приезде в Оптину я просила узнать у батюшки в скиту, когда могу к нему приехать. Он приказал мне сказать, чтобы я сейчас отдыхала, а на другой день пошла бы к обедне и оттуда к нему... Так я и сделала... Когда я вошла к батюшке в комнату с госпожою Ключаревой, она, ставши перед ним на колени, начала со слезами просить: „Батюшка, исцелите ее, как вы умеете исцелять“. Сильно старец разгневался на эти слова и приказал г-же Ключаревой немедленно удалиться. Мне же сказал: „Не я исцеляю, а Царица Небесная; обратись и помолись Ей“. В углу комнаты висел образ Пресвятой Богородицы. Потом он спросил, где болит горло. Я показала правую сторону горла. Старец с молитвою три раза перекрестил больное место. Тут же как будто некоторую бодрость я получила. Приняв благословение у батюшки и поблагодарив его за милостивый прием, я удалилась. Прихожу в гостиницу, где меня ожидал муж и одна знакомая дама, В. Д. М.-П. При них-то я попробовала проглотить кусочек хлеба, чтобы удостовериться, лучше ли мне стало за молитвами старца. Прежде я не могла глотать ничего твердого. И вдруг ― какая же была моя радость! ― я без боли, очень легко, могла все есть, и до сих пор боль ни разу не возвращалась, ― вот уже прошло тому 15 лет!»
Приводим рассказ г-жи В. Д. М.-П. о чудесном выздоровлении ее сына.
«27 мая 1878 года четырнадцатилетний сын наш Дмитрий заболел непонятным для нас недугом: страданием уха, головы и челюстей, с сильною течью из правого уха и жаром, доходившим до 40 градусов. При этом он лишился слуха. Ночью он стонал, кричал от боли, бредил. Его сон был беспокойным, прерывистым; но часто ночи проходили совсем без сна. Мы приписывали эти страдания внутреннему нарыву в ухе и очень боялись последствий. Приглашенный доктор ― специалист по ушным болезням г. Беляев, ― по тщательном осмотре больного, объявил нам, что у нашего сына очень серьезный случай ушного катара, происшедшего вследствие воспаления среднего уха, и что этот упорный катар произвел прободение барабанной перепонки. Эта болезнь признается неизлечимою. Доктор Беляев, между прочим, стал нас утешать, говоря, что надежда есть на молодые годы больного, что в этой болезни необходимо большое терпение, что в отдаленном будущем можно надеяться на поправку и т. п. Присутствие же нарыва он положительно отрицал. После двух недель то усиливающихся, то ослабевающих страданий доктор посоветовал нам перевезти сына в деревню на чистый воздух, так как у больного явилось сильное малокровие, страшная бледность и упадок сил. Повинуясь совету врача, мы бережно перевезли сына в деревню (в Можайском уезде Московской губернии), надеясь на благотворное влияние перемены воздуха. В самый день приезда страдания больного до того усилились, что лицо его искажалось, глаза с трудом открывались, и очень часто мучительные крики стали раздаваться по всему дому… С каждым днем страдания и слабость усиливались, так что больному трудно было приподнимать голову с подушки, и малейший шум или даже звук причиняли ему крайние страдания. Вообще состояние его казалось безнадежным, но Господь велик и милостив. 24 июня мой муж приехал из Москвы в деревню и предложил мне всей семьей ехать помолиться и поговеть в Оптину пустынь и там попросить благословения и св. молитв о. Амвросия. Уезжая, мы поручили больного сына попечению учителя и старой няни, которые оба его любили и в которых мы были уверены.