Память мне не изменяла, ― я всех узнавал, но был так слаб, что не мог глаза открыть и говорить мне было весьма трудно… Наконец, пришел проститься и благословить меня в загробный мир наш о. игумен. Здесь был наш доктор о. Нифонт. Хотя слабо, но все-таки слышу, о. игумен говорит доктору: „Вот, отче, наша жизнь! Давно ли он приходил ко мне совершенно здоровым, просясь на родину? Хорошо, что старец так благоразумно, ― верно уже по внушению Божию, ― сделал, что отсоветовал ему ехать; а я думал его отпустить. Вот и отпустил бы на тот свет. А после было бы на совести!“
Доктор говорит: „Он непременно дорогой бы заболел и умер, но только, вероятно, скорее. Здесь мы его все-таки лечим. Да, наконец, тяжко больных много укрепляет приобщение Св. Таин. А в дороге, конечно, этого ничего бы не было. Теперь его каждый день приобщают, после чего он бывает веселее“.
Отец игумен подошел ко мне и, благословив меня, сказал: „Прости, о. Нестор! Ты, насколько возможно, приготовлен, а там да будет воля Божия! Нам всем необходимо когда-нибудь умирать; это путь неизбежный, только приведи, Господи, с чистым покаянием умереть“.
В продолжение моей болезни я мысленно призывал себе на помощь молитвы старца, отца моего духовного, батюшки Амвросия, а в часы невыносимых моих страданий даже и посылал к нему просить его св. молитв, чтобы мне или умереть, или хотя малое иметь облегчение, так как не было возможности терпеть. Но каждый раз, как придут, бывало, от старца и скажут: „Батюшка о тебе молится и посылает тебе благословение“, мне станет несколько легче и как будто отраднее. Помню, один раз ― это было рано утром, и наверно старец в это время отдыхал после утреннего правила, мне стало так трудно, что я решился его побеспокоить, т. е. попросить его св. молитв. Посланный скоро возвратился и принес мне от батюшки запечатанный пузырек св. воды из Почаева, которую он велел вылить в бутылку, добавить чистой воды, чтоб была она полная, и давать мне понемногу пить и примачивать ею голову. Ходившие за мной добрые люди ― братия ― исполнили усердно его приказание, и, за молитвы старца, с этого времени мне стало легче: жар начал постепенно ослабевать, и я начал мало-помалу оживать к удивлению многих, а особенно врачей моих, которые окончательно приговорили меня к смерти, так что в последнее время уже ничем меня не лечили, а оставили на волю Божию… Доктор наш о. Нифонт с недоумением после того спрашивал старца: каким чудом я остался жив? На это старец ответил ему: „Невозможное от человек возможно есть от Бога, Который живит и мертвит… Над такими трудно и безнадежно больными исполняется слово Богоотца Давида, который говорит: „Наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде мя“».
Шамординская монахиня А. рассказывала о себе. «Весною 1882 года, на Пасху, заболело у меня горло, ― образовалась в нем рана, и я не могла ни есть, ни пить. Доктор объявил, что у меня горловая чахотка, и я должна ожидать смерти. Отправилась я к батюшке. Он и говорит мне: „Из колодезя, что за скитом, бери в рот воды и ежедневно полощи горло до трех раз“. Через три дня он сам позвал меня к себе. Достав из-под подушки три яйца и вынув желтки, вложил белки один в другой. Потом благословил о. Иосифу, бывшему келейнику, принести воды из колодезя. Благословив воду, он велел ею растереться мне у себя в келлии, а яичные белки съесть. По приходе в келлию меня растерли водой и дали мне яичные белки, которые я проглотила без боли. После этого я спала целые сутки и, проснувшись, почувствовала, что болезнь моя пропала, и я совершенно выздоровела. Не медля, я отправилась к старцу. Монахини меня не узнали, подумав, что это не я, а родная моя сестра. Батюшка же встретил меня и благословил, сказав при этом, что исцелил меня св. Тихон Калужский. С тех пор я не страдаю горлом. Когда я объявила доктору о своем исцелении, он сказал, что это совершилось надо мною чудо, и что болезнь моя естественными средствами не могла быть излечена».