Подражая одному из своих предшественников по старчеству, иеросхимонаху Леониду, о. Амвросий любил иногда прикрыть свою чудесную помощь шутливым словом или движением, чтобы таким образом отвлечь несколько в сторону внимание свидетелей. Пришел, например, к старцу один монах с ужасною зубною болью. Проходя мимо него, старец ударил его из всей силы кулаком в зубы и еще весело спросил: «Ну что, ловко?» ― «Ловко, батюшка, ― отвечал монах при общем смехе, ― да уж больно очень». Но, выходя от старца, он почувствовал, что боль его прошла, да и после уж не возвращалась.
Крестьянки очень хорошо подметили эту черту о. Амвросия, и те из них, кто страдал головными болями, приходя к нему просили его: «Батюшка „Абросим“, побей меня ― у меня голова болит».
Были еще более удивительные случаи. Не выезжая никуда по болезненности из обители, старец Амвросий в то же время являлся за сотни верст людям, которые никогда его не видали и даже не слыхали о нем; и при этом или предостерегал их от какой-либо опасности, или давал больным наставление, как избавиться от болезни, или тут же исцелял.
Так скитский иеромонах В. рассказывал: «Г-жа А. Д. К. была тяжко больна и лежала в постели несколько дней, не вставая. В одно время она увидела, что старец Амвросий входит в ее комнату, подходит к постели, берет ее за руку и говорит: „Вставай, полно тебе болеть!“ И потом в виду ее скрылся. Она в то же время почувствовала себя настолько крепкою, что встала от болезненного одра своего и на другой день отправилась пешком из г. Козельска в Шамордино (где проживал тогда батюшка) поблагодарить его за исцеление. Батюшка ее принял, но разглашать об этом до кончины своей не благословил».
Монахиня Каширского женского монастыря Тульской губернии Илариона (Пономарева) передавала о себе письменно следующее: «Будучи сильно больна, дня за два до Николина дня (6 декабря 1888 г.) я скорбела и плакала о том, что в настоящий праздник по болезни буду сидеть в келлии, не имея возможности пойти в храм Божий. И так сильно вся я разболелась, что в девять часов вечера легла в постель и заснула. Но вот вижу во сне: подходит ко мне батюшка о. Амвросий и говорит: „Что ты прежде времени скорбишь?“ ― С этими словами он так сильно ударил меня в правое ухо, что у меня кровь потекла из него. „Ступай, ― прибавил он, ― в церковь, дура, на праздник!“ Проснувшись, я увидела, что подушка, на которой я лежала, и халат, в котором была одета, были залиты кровью. Но в тот же час я почувствовала себя совершенно здоровою, и следов болезни моей не осталось».
Приведем отрывки из замечательного рассказа о себе одной духовной дочери старца, г-жи N.
«Мирская женщина, рано вышедшая замуж, я кроме своей семейной жизни ничего не знала. О монастырях, монахах и их старцах хотя и слыхала и видала их еще в детстве, но имела самое смутное и даже превратное понятие, которое мне было втолковано такими же, как я, ничего не понимающими людьми. А узнавать что-либо подробнее о них не считала нужным; короче сказать ― вовсе не думала о том.
При всей моей согласной с мужем жизни Господь часто посещал меня разными скорбями, то потерею детей, то болезнями.
Но во всю мою многолетнюю замужнюю жизнь ни разу мне не было так тяжело, безотрадно, как в 1884-й и последующие за тем годы… Потеря, вследствие дерзкого обмана, материальных средств, собранных многолетним трудом моего мужа, настолько повлияла на него, что он нажил болезнь ― постепенный паралич мозга и при этом грудную жабу. Невыразимы были и его и мои страдания. Между прочим, положение в свете, его служба, которую он вначале мог еще продолжать, и дочь, молодая девушка, требовали от меня, как мне казалось тогда, поддержки знакомства и светской жизни, что мне, при душевном моем расстройстве, было не легко. К тому же еще немалую скорбь и заботу доставляло нам с мужем предполагавшееся замужество дочери за избранника нашего родительского сердца, впрочем, не без согласия на то и ее самой. Дело это, по-видимому, не без причины тянулось и откладывалось с году на год. Занятия молодого человека требовали его постоянного присутствия на месте его жительства, обещали ему блестящую будущность, за которой он гнался, как за привидением, и тем затягивал и себя и нас…