Любостяжание, как и другие пороки, чревато многими грехами. От него рождаются: ненависть, тяжбы, зависть, вражда, смятения, памятозлобие, жестокосердие, убийство (§ 14). От всех этих многих зол может избавить человека одна добродетель. Ею как огнем может быть выжжен весь лес нечистых страстей. Добродетель эта называется бескорыстием (§ 15). Ее рождают вера и любовь к Богу как любящему Отцу и надежда на Его постоянную заботу о нас, как о Своих детях; памятованием о конечном исходе, соединенным с заботой об отдании отчета в своих делах на Страшном Суде Божием (§ 15).
«Кто приобрел семнадцатую победную награду, тот, совлекшись вещества, шествует к Небу» (§ 16).
Такими словами преподобный заканчивает раскрытие пороков похоти очес — сребролюбия и стяжательности (ср.: 1 Ин. 2, 16), которые стояли на пути подвижника на 16 и 17 ступени лествицы и которые, с помощью Божиею, подвижнику удалось также преодолеть. Теперь при дальнейшем восхождении ему неминуемо предстоит вступить в борьбу с пороками уже не материальными, а чисто духовными, которые гнездятся, как хищные птицы, на довольно большой высоте нравственного восхождения подвижника. Эти духовные пороки охватывают собою следующие шесть ступеней лествицы, то есть с восемнадцатой по двадцать третью включительно.
Вести борьбу с ними надо более умно и искусно, как с врагами сокровенными, маловидимыми, духовными.
д) Степени очищения от пороков духовных
Степень 18. О бесчувствии
Переходя к описанию пороков духовных, преподобный Иоанн Лествичник представляет нам прежде всего борьбу с бесчувственностью, или с холодностью души. Это такое состояние, при котором подвижник делается малоспособным к восприятию и удовлетворению духовных запросов. Он охладевает ко всему духовному, высшему, теряет интерес к нравственным подвигам и ослабляет усердие в деле нравственного усовершенствования.
Преподобный Лествичник называет бесчувствие «омертвением чувств, оцепенением мысли, нерадением, обратившимся в природу» (Лествица 18, § 1, 2). Утративший чувствительность есть «несмысленный любомудрец, самоосужденный истолкователь, противоречащий себе любослов, слепец, обучающий других видеть. Он рассуждает об излечении язвы и не перестает вредить ей, говорит о болезни и не перестает есть вредное... рассуждает о воздержании, а служит чревоугодию, читает о тщеславии и тщеславится самим чтением. Много говорит о бдении и тотчас погружается в сон, ублажает послушание, а сам первый чинит преслушание, говорит о целомудрии и страстно смотрит на лица, всегда делается обвинителем самого себя и не хочет прийти в сознание и воздержаться» (Лествица 18, § 3).
Случается иногда, что подвижник, совершив с некоторым успехом малые подвиги против пороков своей страстной природы, считает труд свой как бы уже оконченным и достаточным, если он удерживается на высоте достигнутых добродетелей. Вследствие такого мнения он постепенно и незаметно впадает в теплохладность и успокоенность, которые низводят его к гибельному и мертвенному бесчувствию.
Бесчувствие, не говоря уже об иноке, даже для рядового христианина крайне пагубно отражается на его духовной жизни. Оно является не иным чем, как духовною смертью для человека, когда он в самые важные, священные минуты, например, при причащении Святых Христовых Таин или воспоминании о смерти, Суде, вечных муках, остается бесчувственным, как бы покрытым какою-то мглою или непробудным сном.
Отвечая на вопрос преподобного Лествичника, олицетворенная страсть бесчувствия говорит: «Сделавшиеся моими, видя мертвых, смеются; стоя на молитве, бывают совершенно окаменелыми, жестокосердыми, омраченными; предстоя Святой Трапезе, остаются бесчувственными; причащаясь Дара, пребывают в том же расположении, как и при вкушении простого хлеба... Я матерь смеха, — говорит бесчувствие, — воспитательница сна, подруга пресыщения; я неразлучна с ложным благоговением, и когда обличают меня, я не скорблю о том» (§ 5).
Очень зол и губителен порок нечувствительности. Поэтому преподобный ставит его одним из первых в ряду духовных недугов.
Заметим также, что подвиг борьбы против этого страшного недуга необходим опять-таки не только для одних иноков, но и для мирян, потому что суета, рассеянность, а отсюда бесчувственность, поражают, как некая заразная болезнь, живущих в мире гораздо более, чем иноков, хотя, может быть, в несколько другом виде. Воображая всю святость в исполнении внешних обрядов, многие миряне совершенно не заботятся о внутренней духовной жизни, об исправлении своего сердца, очищении от греха и порока.