«От земли на небо восставляет нищий ум и от гноища страстей воздвигает убогого блаженное бесстрастие» (§ 14), но посаждает его в князи со святыми Ангелами некая троица добродетелей — это вера, надежда и любовь, из которых вечно пребывающей является любовь. К ней-то с великим смирением и приступает подвижник для конечного венчания, восходя для этого на последнюю, тридцатую, степень духовной лествицы.
Степень 30. О союзе трех добродетелей
Еще один шаг, и лествица восхождения к совершенству пройдена. Подвижник уже близ предела своего многотрудного пути. Скорби, сомнения, труды, искушения, борьба, падения, слезы, восстания — все это позади.
Еще один шаг, и многотрудная глава воина Христова увенчается, как драгоценной диадемой, союзом трех превосходнейших добродетелей — веры, надежды и любви (Лествица 30, § 1). «В одной я вижу луч, — говорит преподобный, — в другой свет, в третьей — круг солнца; во всех же — одно сияние и одну светлость» (§ 2). «Одна все может творить и созидать, вторую окружает и делает непостыдною Божия милость, третья никогда не падает, не останавливается в течении и уязвленному ею не дает уже упокоиться от блаженного восторга» (§ 3).
Вступление подвижника на последнюю степень лествицы есть не что иное, как вступление в теснейшее общение с Богом его очищенной и обновленной души. Умом подвижник соединяется с Богом через живую веру, чувством — через твердую надежду, волею — через пламенную любовь, и особенно через эту последнюю, ибо она более всего уподобляет его Богу и приближает к Нему. Вот почему высшею мерою христианского совершенства всегда полагался союз — веры, надежды и любви, с предпочтением, однако ж, последней. Вот почему и преподобный наш учитель Иоанн Лествичник отводит этим трем добродетелям место на самом верху своей лествицы, как бы увенчивая ими весь подвижнический путь.
Трудно дать ясное понятие об этих трех добродетелях тому, кто не соприкоснулся с ними, чье сердце не прониклось их животворными блаженными свойствами. Ведение их приобретается более всего собственным опытом подвизающегося. Поэтому и преподобный Лествичник мало говорит нам о них, как бы боясь близко приступить к их Божественному небесному сиянию.
Соотношение между верой, надеждой и любовью преподобный объясняет соотношением, какое имеется между солнечным лучом и самим солнцем (§ 2).
Вера в смысле познания Бога обретается чистотою сердца и непорочностью.
Надежда есть уже как бы обогащение невидимыми, ожидаемыми небесными благами.
Любовь — горение небесного огня, возжженного в смертном сердце от бессмертного невещественного пламени и рвущегося в небо, в вечное единение и упокоение с ним.
Любовь, как вершина вышеуказанных преимущественнейших добродетелей, является главным, завершающим цветком в венке христианского совершенства. Она радует подвижника, она усовершает его, она оживотворяет и делает его из смертного бессмертным, вечно живым, любящим — словом, она украшает его многоценной диадемой вечной, неиссякающей милости.
«Любовь, по качеству своему, — говорит Иоанн Лествичник, — есть уподобление Богу, сколько возможно оное для смертных. По действенности своей она — упоение души, а по отличительным свойствам — источник веры; она бездна долготерпения, море смирения» (§ 7).
Описывая силу любви, в какой именно мере она должна быть в подвижниках по отношению их к Богу, преподобный говорит: «Любовь к бесконечному Богу должна быть беспредельна (§ 11)».
«Не столько мать привязана к грудному младенцу, сколько сын любви привержен всегда к Господу» (§ 12).
«Кто истинно любит, тот постоянно воображает лицо любимого... Такой даже и во сне не может успокоиться от сильного желания видеть любимого. Так бывает в природе телесной, так бывает и в природе бесплотной. Некто, уязвленный такою любовью, сказал: Аз сплю, а сердце мое бдит» (Песн. 5, 2; Лествица 30, § 13).
Любовь — чувство сыновнее, ей чужд рабский страх, чужда ненависть к ближним, все люди для нее — дети одного Небесного Отца (§ 25).
Любовь производит дар пророчества и чудотворений, она очищенный источник, ангельское чувство (§ 35).
Любовь просвещает и обожает человека, делает иных светлыми, иных радостными. «Когда уже весь человек срастворен Божией любовью, тогда и наружность его, как в зеркале, показывает светлость его души» (§ 17).