Все вообще исследование М. Ф. о св. Григории Нисском отличается строго научной и тщательной обработкой. Материал для исследования им собран богатейший. Дополнить его почти невозможно. Можно разве только пожелать раскрытия мысли о значении воскресения Христова для всеобщего воскресения при помощи сочинения»Против Аполлинария»(гл.55), а также выяснить более одухотворенное представление Григория Нисского о Судье на страшном суде (ibid., гл.58, ср.42), что было бы некоторой поправкой к трактации автора на с.392 (см. еще некоторые выше отмеченные цитаты из творений Григория Нисского). — Все цитаты (выдержки) у автора подобраны с редким умением и обычно приводятся на своих местах. Правда, в рубрике о загробном воздаянии автор поместил немало таких выдержек, которые относятся к будущему страшному суду и мукам после него (368.3, ср. 376.1, 377.5, 379.4, 381, 389). Под этой же рубрикой он даже решает вопрос о вечности адских мучений. Но отчасти это извинительно потому, что в философской эсхатологии резкой грани между состоянием до и после суда обычно не проводилось. Посему это нужно признать неудобным лишь в том отношении, что, сосредоточив под данной рубрикой (368) весь материал, относящий к учению об очистительном характере мучений, автор тем самым ослабил свою аргументацию о таком же характере огненных мучений после страшного суда (488), тогда как именно здесь удобнее было бы поставить вопрос о вечности адских мучений. При том в силу искусственного перенесения к одной рубрике выдержек, относящихся собственно к теории апокатастасиса, у автора получились нежелательные повторения цитат. В результате читатель остается в недоумении, как это одна и та же выдержка может быть использована и при трактации о последних судьбах мира и при рассуждениях о загробной участи непосредственно после смерти (404.2, 488 и 369.1; 586.4 и 368.2, 377.1; 501.1 и 381.3; 503.1, 524.4 и 377.4; 503.2 и 370.1, 371.1; 587.3 и 376.2; 483.3 и 377.2; Ср. 484.2 и 379.5). Не совсем также удобно пользование при описании загробной участи и будущей жизни такими выдержками, которые, по–видимому, относятся скорее вообще ко всей жизни человеческой (518.1), или даже к жизни земной (359–360, 519.2, 586.2; к мистическим состояниям: 348.3, 346.2) или характеризуют собственно только жизнь ангелов (337.1). Указанные случаи, впрочем, — редкие исключения.
Тщательному собиранию материалов у автора и умелому систематизированию их вполне соответствует и стройность предлагаемой им системы воззрений св. Григория Нисского. Все пункты системы связаны у него один с другим и вытекают друг из друга. Все термины обстоятельно выяснены в пределах системы при помощи удачно подобранных параллелей. В данном отношении лишь по местам можно было бы предъявить к сочинению некоторые desiderata. Например, желательно было бы видеть твердо обоснованным то положение, что термин»суд»означает у Григория Нисского очистительный процесс (373.1). Желательно было бы выяснить самую возможность нравственного преуспеяния за гробом; тут, между прочим, было бы уместно примирение мыслей Григория Нисского о том, что по смерти нет покаяния и времени для добрых дел (360), и о том, что сразу же по смерти грешники осудят свое поведение во плоти (370). Желательно бы было примирение и других, по–видимому, противоречивых суждений у автора: у него»вид»тела то считается неизменным (409), то постоянно изменяющимся (457); воскресшие тела то считаются различными по внешнему виду у праведников и грешников (484–485, 469; но у Григория Нисского речь идет не о виде, а о нравственных свойствах — славе, чести и пр.), то одинаковыми (403; 4022 по славе, чести и пр.). Конечно, все это — случайные диссонансы. Что касается до второй части, то она изложена еще стройнее, в еще большей органической связи. Вся она как бы пропитана одной идеей апокатастасиса (по телу — в воскресении, по душе — в конечном очищении от грехов и восстановлении в первоначальное состояние). Не выяснено лишь тут ясно, какое значение здесь должен иметь страшный суд, который у Григория Нисского, как известно, понимается не как кара, а как момент уврачевания (IV, 32). Не выяснено также, какое отношение это именно уврачевание имеет к тому, которое начинается в адском огне непосредственно по смерти. В силу этого идея страшного суда собственно не вводится органически в систему воззрений Григория Нисского, суд не получает у автора определенного значения, ибо и до и после него положение вещей (очистительные мучения) остается тем же (471). Некоторую несогласованность можно отметить у автора в описании царства славы. По его словам, это царство сразу открывается после воскресения и суда (501, 499). Между тем, он характеризует его чертами, имеющими отношение только к состоянию по конечном апокатастасисе (обращение диавола, общая хвала Богу). Думается, что нужно было бы оговориться, что под царством славы разумеется нечто растущее и развивающееся и завершающееся апокатастасисом. Иначе получается впечатление, что суд, царство славы и апокатастасис наступают одновременно. Но в таком случае придется примкнуть к умеренному пониманию апокатастасиса, которое автор вполне основательно не считает правильным.