Из этого текста четко следует, что по причине преступления Адама и того факта, что рождение (или происхождение) отныне совершается, содержа в себе наслаждение и страсть, грех оказывается соединенным с началами страстности человеческого естества во всех потомках Адама, которые без всякого исключения подчинены этому закону природы. Преподобный Максим заходит здесь очень далеко, поскольку не сомневаясь утверждает, что «для естества (человеческого), неразрывно связанного по своей воле лукавыми узами, не было надежды на спасение». Он говорит о «страстности родового греха (yevncf| бсцаршх)». Наименование родового греха обозначает здесь грех, «соединенный с действием порождения», в большей мере, чем единый грех, поразивший весь род человеческий (другой возможный смысл определения «родовой» уеикб;)[253]. Преподобный Максим также утверждает, что «чем более оно (человечество) усердствовало в укреплении себя через рождение, тем более оно связывало себя законом греха, обладая действенным преступлением вследствие страстности», то есть он хочет сказать, что рождение сообразно наслаждению и страсти всегда свидетельствует о древнем преступлении Адама, которое стало причиной его нынешнего устроения, но также и о том, что это преступление оказалось всегда присутствующим и деятельным через грех в самой страстности человека. Можно даже сказать, что само рождение его воспроизводит и преумножает. Преподобный Максим говорит о «преумножении греха» и о естестве, которое в поисках поддержания своего существования еще более подчиняется закону греха. В другом месте он рассуждает о «зле (то %eipov), проникшем в нас по причине страстности нашего естества, то есть о законе греха, последовавшем за непослушанием» [254].
Страстность, слитая с грехом через происхождение, сообразное наслаждению[255], становится во всех случаях очагом демонических сил и их действований во всем человеке[256]. Эти демонические силы толкают человека ко злу по кривой дороге естественных страстей, которые принадлежат этой страстности, заставляя устраивать расположение воли таким образом, чтобы она развивалась, исходя от естественных страстей (которые сами по себе не порицаемы), к страстям против естества (которые есть страсти греховные)[257].
Пролог к «Вопросоответам к Фалассию» показывает с этой точки зрения, как все греховные страсти развиваются в ответ на две основные тенденции страстности: поиски наслаждения и бегство от страданий, которые действуют то по отдельности, то сообща[258]. Из этих двух стремлений поиск наслаждения представляется более основополагающим, ибо бегство от страданий осуществляется также через поиск удовольствия: «Желая избежать тяжкого ощущения муки, мы ищем убежища в наслаждении, пытаясь утешить естество, подавляемое насилием муки» [259]».! Преподобный Максим говорит также о «зле (кшаа), примешавшемся к человеческому естеству по страстности» [260], и о «лукавом владычестве страстности над естеS ством» [261], развивая здесь концепцию, которую наметил S в общих чертах святитель Григорий Нисский [262].
IV. РАСПОЛОЖЕНИЕ ВОЛИ (GNOME) И СПОСОБНОСТЬ К ВЫБОРУ (PROAIRESIS)
Особенно важно для нашей темы определить, в какой мере расположение воли человека (yvdj^ri) (то есть состояние его воли, которая определяет свой выбор) и ее способность к выбору как таковая (ярошреок;) отмечены грехом, соединенным с рождением, и детерминированы им в своих действиях.
Отметим, что преподобный Максим указывает в предыдущем отрывке, процитированном из 21–й главы «Вопросоответов к Фалассию»: «Для естества (человеческого), неразрывно связанного по своей воле (yvd^ri) лукавыми узами, не было надежды на спасение»[263]. Кажется, что этот отрывок выражает крайне пессимистическую точку зрения, близкую к таковой у блаженного Августина, на падшего человека, чья воля лукава, и грех лишил ее всякой способности творить благо. Такое видение подтверждается другими замечаниями преподобного Максима. Мы уже обращали внимание на его утверждения, что посредством страстей «действовала всякая лукавая сила, по страстности естества побуждая волю через естественные страсти (обратиться) к тлению неестественных страстей»[264]. Это указывает, что воля уклонилась к деланию зла по внушению бесов, получивших власть над человеком по причине его страстности, отмеченной грехом. Бесы действуют, стараясь «убедить» человека, но он, будучи «подчиненным закону естества» и обладая волей, не только малоспособной сопротивляться им, но и склонной ко злу, почти не препятствует им достичь своих целей[265]. В другом месте преподобный Максим вообще говорит о том, что человек подчинился греху «по собственной воле»[266]. Он также отмечает, что сила «зла, проникшая в нас по причине страстности нашего естества, то есть по закону греха в результате непослушания», «вошла из‑за противоестественного устремления нашей воли, которая ввела страстность в падшее естество по небрежению или насилием»[267]. Он говорит об осуждении тех, кто «получил бытие от Адама, согласно этому закону рождения от наслаждения и сопряженную по силу с рождением смерть, на которую было осуждено естество» [268]. Много других замечаний дают негативное изображение направленности воли и свободы выбора.
253
Подобным образом мыслит P. SHERWOOD, Maximus and Origenism. APXH KAI ТЕЛОХ, Berichte zum XI. Internationalen Byzantinisten‑Kongress Miinchen 1958, III, 1, Munich, 1958, p. 11, n. 52.
255
Преп. Максим, на самом деле, не говорит о страстности самой по себе, которая может быть свободна от греха, как мы это увидим позже и как это подчеркивает P. Sherwood, Maximusand Origenism АРХН KAI ТЕ ЛОХ, р. 10–13.
256
Тема, касающаяся присутствия демонических сил в падшем человеческом естестве, особенно представлена в сочинениях преп. Макария Египетского (см., например, MACAIRE d'EGYPTE Нот. [Coll. II], XI, И, Dorries, р. 103, XXIV, 3, Domes, р. 197–198; Нот. [Coll. Ill], 1,3, SC 275, p. 80) и ДИАДОХАФОТИКИЙСКОГО (Diadoque de Photic6 Cap. cent., XXXIII, SC bis, p. 103; LXXIX, sc 5 bis, p. 137; LXXXI, SC 5 bis, p. 139; LXXXII, SC 5 bis, p. 142). Один и другой разными способами исправляют в своих исследованиях об этом предмете ту ошибку, которую допустила ересь мессалиан.
262
Свт. ГРИГОРИЙ НИССКИЙ усматривал здесь также «болезнь, сопровождающую наслаждение, которая определяет с рождения человека […] немощь нашего естества», и говорит в связи с этим о стремлении, которое увлекает человека ко злу с момента Адамова преступления. (Or. cat., XVI, 3, M6ridier, p. 84–86). Роль влечения к наслаждению как источника греха рассматривается ' преп. МАРКОМ ОТШЕЛЬНИКОМ (De bapt., 24, pg 65, 1017С).