Преподобный Максим говорит также о «порочности (или расположении ко злу) proairesis (т\ как1а тту; ярооарёаеах;)», указывая, что это происходит из‑за слабости нашего естества (то есть страстности) [269]». Он считает, что воля падшего человека ослаблена и отмечена грехом, о чем он пишет: «Если же желание есть в нас первичное претерпевание, а Слово, как они [монофелиты] говорят, воплотившись, не восприняло желания вместе с природой, то я, следовательно, не стал безгрешным (хюрЦ ацартиы;)[270]». Кроме того, когда преподобный Максим обращается к сферам отношений человека с ему подобными, он подчеркивает всегдашний, вносящий разлад характер воли, которая разделяет людей на одних и других и разрывает человеческое естество[271], причем он говорит здесь даже о «непримиримом расположении воли», на которое опирается дьявол, чтобы обеспечить постоянство зла в падшем человечестве [272].
Что касается уз и рабства падшего человека, о которых святой Максим писал в 21–й главе «Вопросоответов к Фалассию» («для естества человеческого, неразрывно связанного по своей воле лукавыми узами, не было надежды на спасение»[273]), то для этого есть в его сочинениях и другие выражения. Так, он отмечает «лукавое бессилие» человеческого естества после преступления Адама[274]. Он говорит, что «дьявол имеет обыкновение, вопреки добродетели и ведению, приводить в созвучие с самим собой движимое естество и время, затевая невидимую брань»[275].
К тому же он обращает внимание, что падший человек «постоянно и против желания был угнетаем страхом смерти, придерживаясь рабства наслаждения ради того, чтобы жить»[276]. Он полагает, что падший человек «по своему устроению и необходимости» обладает законом естества и не движим по собственному произволению в том смысле, что он не обладает полным господством над самим собой, оказываясь лицом к лицу с демоническими искушениями и давая им с легкостью себя увлечь[277].
Необходимо, тем не менее, отметить, что рядом с этими резкими выражениями можно отыскать выражения, более богатые оттенками. Так, преподобный Максим дает понять, что падший человек получил как следствие грехопадения «живость, которая с легкостью может проникнуть во все страсти и привязанность к ним», а также «неустойчивость, непостоянство […], которые легко заставляют его меняться»[278]. Он обращает внимание на удобопреклонность направленности воли к наслаждению [279], но также на ее стремление малодушно отступать перед страданием[280]. Он подчеркивает также слабость человеческой воли, о которой он говорит, что она «ни в коей мере не безгрешна из‑за своей способности склоняться то к одному, то к другому»[281] и которую он описывает как имеющую в себе некое движение против естества, как сопротивляющуюся Богу в большинстве случаев и часто противопоставляющую себя Ему (то, что влечет за собой грех), но не всегда [282].
270
Диспут с Пирром: преп. Максим Исповедник и христологические споры VII столетия, М., 2004. С. 199.
275
Толкование на 59 псалом // Творения преподобного Максима Исповедника. Кн. 1, М„ 1993. С. 208.
276
Вопросоответы к Фалассию // Творения преподобного Максима Исповедника. Кн. 2, М„ 1993. С. 73.
277
См. ibid., р. 71. Это показано косвенным образом и через противопоставление тому, каким образом Христос, Который является не обыкновенным человеком, но соединенным с Божеством, отражает нападения демонов. Эту идею можно найти у свят. СОФРОНИЯ ИЕРУСАЛИМСКОГО, Ер. syn., PG 87, 3173 С—3176А. См. также: DOROTHEE DE GAZA, Doct., I, 4, SC 92, p. 152: «Это тираническое принуждение, которое человек претерпевал от врага, и те, которые желали избежать греха, были почти принуждаемы его совершить».
282
См. ibid., 236В, 241А–С. Эта идея появляется в позднем сочинении преп. Максима, но нужно отметить, что ее можно отыскать в более радикальном выражении в проповеди его духовного отца Софрония Иерусалимского: «По приговору, вынесенному нашему естеству, это не просто беда, но нечто вроде отвращения к Богу, которое примешано к нашей жизни». (Or., VII, 4, PG 87, 3328).